Ознакомительная версия.
Регент тоже не дремал и в свою очередь искал всякие возможности досадить правительнице и отомстить ей за строптивость и «непокорность», как он, в своем непомерном властолюбии, решался назвать возмущение правительницы против его деспотизма.
В одной из бесед с нею, почти всегда оканчивавшихся более или менее сильными столкновениями, Бирон высказал правительнице намерение свести кое-какие счеты.
— С кем? — горделиво подняв голову, спросила она. — Со мной?.. Или, быть может, с самим императором?
— Его величество еще не мог возбудить во мне подобное желание! — ответил герцог. — Он еще ничем не мог оскорбить меня!
— Почем знать? — холодно рассмеялась Анна Леопольдовна. — Вы, ваша светлость, так легко обижаетесь… и вызвать ваш гнев и вашу месть крайне нетрудно!..
— Вы по себе это знать не можете!
— Вы думаете?
— Я убежден в этом, ваше высочество! Я, кажется, всегда старался по возможности быть угодным вам.
— Должна сознаться, что это вам не всегда удавалось!..
У временщика вырвался жест нетерпения и он воскликнул:
— Вы меньше, нежели кто-нибудь, ваше высочество, можете жаловаться на деспотизм моей власти!
— Это… очень понятно!.. Для меня ваша «власть» никогда не могла существовать. Я сама облечена властью и вам никогда не могла подчиняться!
— Осмелюсь возразить вашему высочеству, что тот тон, которым вы со мной говорите, вам лично не свойственен! Он наверно продиктован вам кем-нибудь.
— Я под чужой диктат никогда не жила и, надеюсь, жить не буду. Слишком сильное влияние, чье бы оно ни было, на лицо, облеченное властью, мешает и правильности, и достоинству этой власти!.. Я слишком близко и слишком недавно видела ясные доказательства этому.
Эти слова, прямо и смело брошенные в лицо временщику, были той каплей, которая переполнила чашу. С этой минуты Бирон дал себе слово окончательно погубить принцессу Анну Леопольдовну, не предвидя и не предчувствуя, что сам погибнет от ее властной руки.
Он учредил над ней самый строгий и неусыпный надзор и, не рассчитывая на верность и готовность ему служить со стороны Ушакова и Трубецкого, создал в самом дворце свою собственную тайную полицию, донесения которой выслушивал ежедневно с величайшим вниманием. Этим путем до него дошли слухи о присутствии на половине правительницы молодого гвардейского офицера Гладышева, и за последним был учрежден строжайший надзор.
Гладышев, пользовавшийся среди своих товарищей если не прямым авторитетом, то несомненной любовью и доверием, не скрывал ни от кого своих политических взглядов и, сам того не сознавая, вербовал сторонников как правительнице, так и младенцу-императору, которому хотя еще ничто открыто не угрожало, но судьба которого не могла не возбуждать известных опасений. Ведь слишком заманчива была та власть, которая с колыбели осияла его бессознательное детство, слишком велики были те прерогативы, какие были соединены с этой властью.
Товарищи молодого офицера, выслушивая его восторженные рассказы о приеме, сделанном ему правительницей, шутя высказывали не особо скромное подозрение в том, что молодая правительница нравилась ему как женщина и что его верноподданническая преданность ей и ее царственному сыну не совсем чужда другому, менее святому, но заманчивому чувству.
Такое подозрение вначале обидело молодого поручика, но, ближе и глубже заглянув в свое сердце, Гладышев сознался, что в словах товарищей была своя доля правды и, как с ним всегда случалось, прямо и откровенно сознался перед своими однополчанами в том, что полжизни отдал бы за то, чтобы один день пробыть на месте принца Антона.
— Вот нашел кому позавидовать! — рассмеялся один из присутствующих при этом офицеров. — Ведь она же терпеть его не может!..
— Ну, я сумел бы внушить ей иное чувство! — не без легкого самомнения заметил в ответ Гладышев.
Эти вольнодумные речи, произнесенные без малейшего желания кого-либо оскорбить или оказать кому-либо непочтение, а просто среди увлечения молодецкой беседы, подбодренной солидной выпивкой, были тотчас же переданы Бирону с добавлениями и комментариями, и гордый временщик дал себе слово воспользоваться этим, чтобы нанести солидный удар правительнице. Он отдал немедленный приказ об аресте и строгом допросе молодого офицера и решил сам лично оповестить об этом Анну Леопольдовну. Все это совпало с совершенно побочным и случайно подвернувшимся обстоятельством, которое тем не менее имело большое и роковое влияние на судьбу несчастного Гладышева.
Перед тем, как приступить к личному допросу арестованного офицера, Бирон, пожелавший несколько подкрепиться послеобеденным сном, был разбужен легким стуком, раздавшимся в его дверь.
— Кто там? — недовольным голосом спросил он и, различив голос своего доверенного камердинера-немца, вывезенного им из Курляндии, отворил ему.
— Что тебе нужно?.. И что тебе вздумалось будить меня? — недовольным голосом произнес Бирон.
Камердинер ответил ему несколькими словами, произнесенными на их родном простом наречии, что делалось только в тех случаях, когда он должен был сообщить герцогу что-нибудь, что никто не должен был понять, кроме их двоих.
Выслушав его, герцог смутился.
— Кто именно приехал? — спросил он.
— Брат и отец умершей Регины! — ответил камердинер. — До них каким-то путем недавно дошел слух о гибели Регины, от имени которой им, по повелению вашей светлости, ежемесячно высылали известную сумму.
— Что же им еще надо, если они деньги аккуратно получают? — недовольным тоном осведомился герцог.
— Они хотят знать, где она сама!.. Им до сих пор писали, что она в далекой командировке, путешествует в дальних странах вместе с принцессою.
— Ну?
— А теперь они получили извещение, что Регина убита, они желают, даже требуют, чтобы ваша светлость лично объяснили им, что сталось с их несчастной родственницей.
— Поди и объясни им, что я так же мало знаю о судьбе Регины, как и они, и прибавь, что меня напрасно беспокоить нельзя и что всякий, кто произвольно войдет в мои покои и вообще во дворец, может выйти оттуда прямо на плаху!.. Ступай!..
— Я пробовал урезонить их… говорил им все то, что приказывать изволите…
Этот разговор был прерван необычным шумом, раздавшимся со стороны внутренних покоев герцогской квартиры, и в кабинет Бирона вбежала герцогиня, вся перепуганная и бледная от волнения.
— Что с тобой… Что случилось? — спросил герцог настолько же недовольный, насколько и испуганный ее вторжением.
Ознакомительная версия.
