— Вот и видно, что вы заодно с ней! — сказал раздраженно князь. — Ни слова больше не говорите мне, я вам не верю! Сейчас я еду в правление «Общества Всемирного Кредита», поговорю с Герцогом, и мы примем меры для преследования газет, распускающих такие ложные слухи.
Кейроль видел, что ничто не могло убедить Панина. Он надеялся еще, что, быть может, разговор с Герцогом все разъяснит ему; нужно надеяться на случай: собственные его доводы были бессильны. Он возвратился от Панина к госпоже Деварен.
Серж отправился в правление «Всемирного Кредита». Это был первый день водворения общества в собственном великолепном доме. Герцог хорошо все устроил. Конторы внешним видом должны были внушать клиентам представление о крупных делах. Как не доверить своих денег спекуляторам при виде высоких комнат с золочеными карнизами, с удобными и широкими кожаными диванами, с огромными зеркалами и такими мягкими коврами, что нога утопала в них! Была ли какая-нибудь возможность сомневаться в результате предприятия при виде служащих контор, одетых в платье из синего сукна с красными кантами, с вензелем общества на пуговицах, принимающих публику с горделивой снисходительностью. Все предвещало по наружному виду успех. Слышно было за решеткой, как кассир двигал груды золота в огромной железной кассе, занимающей всю заднюю часть кабинета. Люди, поставившие «Общество Всемирного Кредита» на подобную ногу, были или очень богаты, или очень смелы.
Серж вошел со шляпой на голове, как бы у себя в доме, и прошел через толпу мелких подписчиков на акции, явившихся сюда очень встревоженными после чтения статей в газетах, но уходящих совершенно успокоенными и изумленными великолепной богатейшей обстановкой общества. Князь подошел к кабинету Герцога и в ту же минуту, как хотел отворить дверь, до его ушей долетел оживленный разговор двух собеседников. Финансист в чем-то убеждал одного из своих администраторов.
Панин прислушался.
— Спекуляция эта удивительна и надежна, — сказал Герцог. — Я знаю хорошо, что акции упали потому, что я перестал поддерживать их. Я даю приказание в Лондон, Вену и Берлин, чтобы скупить все акции, сколько их нам ни предложили бы. Поднимем акции и при продаже получим огромную прибыль. Все это удивительно просто.
— Но сомнительно честно, — ответил другой голос.
— Почему же? Я защищаюсь так, как на меня нападают. Главные банки понижают ценность бумаг, я покупаю их и заставляю моих соперников расплачиваться. Разве это не справедливо, не законно?
Папин тяжело вздохнул, он был успокоен. Сам Герцог устроил понижение, он сейчас говорил об этом. Значит, нечего было бояться. Искусный финансист приготовился сыграть с биржевым миром один из тех ловких оборотов, в которых показал себя мастером дела, и «Всемирный Кредит» должен был выдвинуться из этой спекуляции еще более блестящим образом.
Серж вошел.
— Но постойте, вот и князь Панин, — вскричал радостно Герцог. — Спросите его, какого мнения он о положении дела: я выбираю его своим судьей.
— Я ничего не хочу знать, — сказал Серж, — я полон доверия к вам, дорогой директор. Я твердо уверен, что паши дела процветут в ваших руках. К тому же мне известны действия наших конкурентов и я нахожу, что такие финансовые средства превосходны для ответа им.
— Ну, что я говорил вам? — вскричал Герцог, обращаясь к своему собеседнику с торжествующим видом. — Предоставьте мне дело, и вы увидите; во всяком случае я не буду удерживать вас насильно, — прибавил он сурово. — Вы свободны оставить нас, когда вам будет угодно.
Тогда собеседник банкира стал уверять, что он волновался только в виду общих интересов. Он вовсе не думал оставлять общество. Совсем напротив, его капиталы в полном распоряжении общества. Ему хорошо известны опытность и искусство Герцога, а потому он не желает отказываться от своего участия в деле. И, пожав руку финансиста, он удалился.
— Скажите, пожалуйста, так к чему же весь этот шум в газетах? — сказал Серж, оставшись наедине с Герцогом. — Известно ли вам, что все напечатанные статьи написаны очень зло?
— Оттого и слишком зло, что они имеют достаточно оснований, — прибавил холодно финансист.
— Что вы такое говорите! — вскричал Серж, приходя в сильное смущение.
— Правду. Не подумайте, что я буду говорить вам такой вздор, как этому дураку, который только что отсюда вышел. «Всемирный Кредит» в настоящую минуту терпит неудачу. Но будьте терпеливы, мне пришла одна мысль, и цена акций ранее двух недель удвоится. У меня в руках великолепное дельце, которое убьет общество газового освещения. Дело касается освещения города магнием. Результаты будут поражающие, Я напечатаю в лондонских и брюссельских газетах статьи для возбуждения интереса, открывая тайну нового изобретения. Акции газового общества упадут в сильной степени. Я куплю их и, когда они будут у меня в руках, объявлю, что секрет продан компании, которой угрожает опасность. Тогда акции поднимутся, без всякого сомнения, тотчас же. Я реализую их, и мы получим огромный барыш, который и употребим на поддержку «Всемирного Кредита». Дело снова пойдет в ход, а выгоды будут огромные.
— Но чтобы устроить такую огромную спекуляцию, иностранные агенты потребуют обеспечения.
— Так что же? Я представлю им его. У меня в кассе на десять миллионов акций «Европейского Кредита», принадлежащих Кейролю. Мы дадим за них расписку на свою ответственность кассиру. Спекуляция продолжится только три дня. Это уж верно. Акции совсем даже не будут взяты. Как только получатся деньги, мы возьмем бумаги и обратно свою расписку.
— Но, — сказал Серж, раздумывая, — а правильно ли будет распоряжаться бумагами, которые не принадлежат нам?
— Это только оборот, — сказал Герцог, — и к тому же не теряйте из виду то, что мы имеем дело с Кейролем, то есть с товарищем…
— А если бы мы его предупредили? — настаивал князь.
— Нет, черт возьми, тогда нужно было бы выяснить ему дело, и он пожелал бы в нем участвовать. У него чутье; он не ошибся бы и нашел бы его превосходным. Послушайте, подпишите мне эту бумажку и не беспокойтесь ни о чем. Овцы войдут в овчарню, прежде чем пастух придет их сосчитать.
Зловещее предчувствие закралось в сердце Сержа. В ту минуту, когда судьба его решалась, он боялся и колебался идти дальше по дороге, по которой слишком давно уже шел. Тревожные мысли теснились в его голове, пылавшей огнем. В висках стучало, в ушах шумело. Молчаливый и нерешительный он стоял перед Герцогом. Но мысль отказаться от свободы и попасть опять под опеку госпожи Деварен его поразила, как удар бича, так что он покраснел от своей нерешительности.
