Тьерри смотрел на него широко открытыми глазами.
– Матерь божья, что это за бред?
– Валлийская поэзия. Увы, она много теряет при переводе. А как тебе нравится вот такое?
Бам тврч им миндд
Бам сифф мьюн ро
Бам бвон ин лло.
Тьерри взглянул на него исподлобья.
– У тебя какой-то дьявольский юмор. Похоже, ты хочешь, чтобы вместо Уэльса я направился в обратную сторону. Но если, как ты говоришь, тамошние принцы и в самом деле хорошо разбираются в сочинениях Вергилия и Овидия и проявляют большой интерес к классике, можно предположить, что по отношению к нам они будут очень щедрыми. – Он вздохнул. – В последнее время я только и занимаюсь просвещением варварских народов, не исключая и моего собственного. Господи, как я скучаю по Винчестеру. Благородные леди просто обожали меня. Я получал письма от милой молодой леди Сэкфорд. Ты, вероятно, даже не знал об этом. Она приглашала меня почитать ей Овидия. А ведь муж у нее – жалкий старикан, который годится ей разве что в дедушки.
– И достаточно богатый, чтобы нанять для тебя убийцу, – беззлобно усмехнулся Сенред.
– Но вместо того чтобы наслаждаться жизнью в Винчестере, я путешествую с тобой по этим забытым богом английским землям и совершенно диким валлийским дебрям, и все по твоей неуемной прихоти. И, – понизив голос, он отвернулся, – потому, что ты до сих пор еще не в своем уме.
Сенред лежал, растянувшись на краю канавы. На выпад своего друга он ответил молчанием. Наблюдая за ним, Тьерри мялся, собираясь что-то сказать. Несколько раз хотел было заговорить, но так и не решился раскрыть рот.
– Сенред, – наконец выпалил он, – расскажи мне о Пьере Абеляре. Что же все-таки произошло в ту ночь?
Его друг открыл глаза. Тьерри поспешил продолжить:
– Я столько наслышан о тех, кто подкупил слугу Абеляра, чтобы он пропустил их наверх, в его спальню. А этот проклятый дядя Фулберт молчит как рыба.
Взглянув на предельно бесстрастное, непроницаемое лицо Сенреда, Тьерри замолчал. Облизал губы.
– Я знаю, что ты был там. Весь Париж знает, что ты и другие ученики Абеляра погнались за его оскопителями и что вы сделали с Тибо. Это была справедливая месть, – быстро добавил он. – Я считаю, что он вполне заслужил такое наказание.
Сенред продолжал молча смотреть на него.
– Пьер Абеляр, – продолжил Тьерри, – сказал, что понятия не имеет о том, что с ним сделали. Он утверждает, что ничего не помнит, потому что будто бы спал. Не представляю, как можно спать, когда тебе отрезают твои причиндалы.
– Где ты слышал все это? – сухо обронил Сенред.
– В Париже. Ты даже не можешь себе вообразить, сколько разговоров там ведется по этому поводу, какие немыслимые предположения высказываются. И церковь, и церковные школы достаточно близко причастны ко всей этой истории, в сущности, он ведь один из них. Во всех монастырях обсуждают, чем занимается Абеляр сейчас, после того как суассонский совет осудил его последнюю еретическую книгу. Тем не менее за ним до сих пор ходят толпы обожающих его учеников. История об Абеляре, великом философе с великолепным умом и покалеченным телом, блуждает по всему христианскому миру, вплоть до его самых дальних углов. Даже короли обсуждают ее. Людовик, к слову будь сказано, очень любил Абеляра, хотя и знал, что он представляет собой опасность для его государства.
Замолчав, Тьерри перевел дух.
– И о тебе тоже много всякого говорили, Сенред. О твоих замечательных успехах в науках. Еще до того, как с Абеляром случилось это несчастье. А теперь ты как будто покинул этот земной мир.
Сенред перевел на него взгляд:
– Пьер Абеляр говорит, что ничего не помнит? Что он спал, когда они отрезали ему яйца?
Тьерри робко поежился.
Сенред рассмеялся:
– Ты никогда не слышал об Ориджене?[6] Один из ранних отцов церкви. Пьер Абеляр высоко его чтил, считал святым божеством, наряду со святым Джеромом[7] и Вергилием. И конечно, наряду с Пьером Абеляром.
– Пречистая Мария, да это же богохульство.
– Однако на Абеляра оказали влияние не столько поучения Ориджена, сколько его деяния. – Сенред заложил руки за голову и потянулся. – Чем больше я об этом размышляю, тем сильнее убеждаюсь, что мне удалось постичь самую сокровенную тайну Абеляра.
– Помилуй, Сенред, этот человек перенес такие ужасающие страдания.
Друг Тьерри поднял бровь:
– Согласен с тобой. Абеляр, можно сказать, держал в руках небесное блаженство, но вместо того чтобы наслаждаться им, высунулся из окна и швырнул его в уличную грязь, где его затаптывают все проходящие. Так поступил он с небесной королевой, да благословляет ее вечно господь! Абеляр не может успокоиться, пока не разрушит, не уничтожит все дарованное ему, включая собственные книги, пока не отречется от всех, кто его любит, от своих учеников, от мудрых наставников, королей, которые им восхищаются. Папы…
– Ради бога, говори потише.
– Хорошо. – Замолчав, Сенред вытер лицо тыльной стороной руки. – Ты прав, де Инер, никто не может оскопить мирно спящего человека. После происшедшего я побывал в его комнатах с воющей, плачущей толпой, там были люди из соседних домов, которые сказали мне, что слышали леденящие душу крики.
Школяр вздрогнул:
– Ну, почему, почему ее дядя решился на такой подлый, жестокий поступок?
Сенред устало поморщился:
– Кастрация – наказание за супружескую измену.
– Наказание за супружескую измену? Уж не хочешь ли ты сказать?..
– Фулберт любил ее. Ты, вероятно, слышал, будто Элоиза – его дочь? Но ему не требовалось этого оправдания, чтобы покарать Абеляра. Элоиза очень хороша собой, к тому же из них двоих она куда более талантливый ученый, созерцатель и мыслитель. Она всеобщая любимица. – Уголки его губ опустились. – А вот Абеляра любят далеко не все.
– Я… я слышал, что рассказывают об Элоизе. Посвященные ей песни на слова Абеляра до сих пор поют в Париже. Они полны эротики.
– Черт побери, да я же говорил тебе, что Абеляр держал небесное блаженство в руках и сам его отшвырнул! – раздраженно бросил Сенред.
– Да-да. – Испугавшись, что откровения друга скоро закончатся, Тьерри быстро спросил: – Сенред, скажи мне честно: Абеляр, вероятно, завел себе другую женщину? Правда ли, что он сам отвел переодетую послушницей Элоизу в ее прежний монастырь, чтобы отделаться от нее? Что он…
– Тсс, – Сенред предостерегающе поднял руку.
Крики вилланов звучали совсем близко. И к ним примешивался отчетливый лай собак.
– Иисусе! – Тьерри быстро вскочил на ноги.
– Да сядь ты, дуралей. – Сенред схватил его за край плаща и усадил наземь. – Мы очень скоро узнаем, если они примутся обыскивать это поле.
