Неожиданно музыка оборвалась.
Сердце ее учащенно забилось. Ладони вспотели, она затаила дыхание. Ладонью прикрыла пламя свечи, чтобы не погасло, и пошла быстрее.
Его шаги раздавались все ближе… ближе. Она распахнула дверь в конце коридора, откуда можно было пройти на третий этаж, и едва не упала в лестничный проем, с силой захлопнув ее. Мысль о возможности снова встретиться с Эдвардом привела ее в ужас. Она старалась ненавидеть его, но не могла забыть, как они занимались любовью, какие это были чудесные ночи. И не только ночи. Сможет ли она устоять, если он снова попытается овладеть ею? Она взлетела вверх по лестнице и остановилась на последней ступеньке.
Внизу дверь приоткрылась.
Обезумев, она рванулась в ближайшую комнату. Ей удалось закрыть дверь, и она в изнеможении прислонилась к ней спиной, чувствуя тяжесть в груди. Она прислушалась, но звука шагов больше не было слышно.
Келси подняла свечу и оглядела комнату. Это и в самом деле была классная с небольшим столом в центре. В углу стоял мольберт. Вся стена была занята книжными полками. Что-то ей показалось здесь смутно знакомым. Она поставила подсвечник на стол, провела пальцем по полу-стершимся инициалам К. У., выведенным чернилами на столешнице. Ниже были инициалы Э. С. И те, и другие в центре сердца Интересно, кто такая К. У.? Возможно, та самая девушка, которую Эдвард когда-то любил.
Внимание Келси привлекла висевшая на стене картина. Холст пожелтел от времени, и краски поблекли, но изображение мальчика было отчетливо видно. Рисовал, вероятно, ребенок – тело мальчика напоминало кирпичик, голова была круглая и большая, лицо едва намечено точками, вместо носа палочка Черные густые волосы торчали во все стороны. Она потрогала эту причудливую мазню, ощущая шершавую поверхность холста. Келси показалось, что она уже видела эту картину.
Краем глаза она различила темное пятно под картиной. Опустив взгляд, увидела чучело кролика на книжном шкафу. Она взяла его, прижала к груди и стала баюкать. Это был кролик, который ей часто являлся во сне. Слезы полились из глаз. Нахлынули воспоминания: ее вынудили покинуть этот дом. Ее отдали чужим людям…
– Эдвард, – вслух произнесла она, в памяти всплыло имя мальчика ее грез.
– Да.
Звучный, бархатный голос раздался позади нее. Она выронила кролика и, пораженная, обернулась. Пламя свечи бросало блики на его лицо, придавая ему зловещую красоту.
– Прости, я не хотел тебя испугать. – Он поднял чучело. – Теперь ты вспомнила?
– Смутно… – Келси прислонилась к книжному шкафу, чтобы не упасть.
– Я позвал тебя в замок, чтобы рассказать, кто ты на самом деле.
– И ты разрушил фреску в бальной зале, чтобы я приехала в замок?
– Да, я должен был сказать тебе раньше, но, полагаю, сейчас вполне подходящий момент.
– Подходящий момент! – воскликнула она в отчаянии. – Для чего? Чтобы узнать, что те, кого я всю жизнь считала родителями, мне не родители? Что все, что я знала о своей жизни, ложь? Да, действительно, самый подходящий момент… – Она разрыдалась.
– Для тебя это большой удар… – Он протянул к ней руку.
Келси отпрянула.
– Не прикасайся ко мне! Никогда! И ради всего святого, скажи мне всю правду! Это единственное, что мне от тебя нужно!
– Хорошо, обещаю, – холодно произнес он, – Твои родители умерли во время эпидемии оспы. Твой отец был лучшим другом моего отца и просил его стать твоим опекуном. Тебе не было и двух лет, когда ты стала жить вместе с нами. Но через два года мои родители трагически погибли во время путешествия по Ла-Маншу из Франции. Мне было в то время четырнадцать лет, а Лиззи – всего шесть месяцев. Остальное тебе известно. Меня отправили в школу, а Лиззи – к нашей тетке.
– Почему твой отец не попросил отца Джереми стать твоим опекуном? – спросила Келен.
– Он просил, но мой дядя скончался от сердечного приступа через две недели после смерти моего отца. И права опекуна перешли к поверенному отца.
– И он поручил моим приемным родителям удочерить меня?
– Да. Поверенный был старинным другом родителей твоей матери. Твоя приемная мать решилась на удочерение, потому что не могла сама иметь детей, и он устроил так, чтобы взяли именно тебя.
Келси горько рассмеялась:
– Надо же, а я думала, что эти прекрасные зубы достались мне от отца с матерью. – Она не смогла сдержать слез. Призвав на помощь самообладание, она сказала: – А мой художественный талант, от кого я его унаследовала? Получается, что не от мужчины, которого я считала своим отцом.
– Говорят, твоя родная мать была талантливой художницей, но я никогда не видел ее работ.
– О… – Келси поникла головой, потом спросила: – А кто мои настоящие родители?
– Их фамилия Уэнтуорт. Им принадлежала судовая компания и множество собственности по всему миру. Когда достигнешь совершеннолетия, станешь одной из самых богатых наследниц в Англии.
В воздухе повисло молчание – она была поражена. Ее душа должна была наполниться восторгом, но все, что она ощущала, были растерянность и странная пустота от того, что родители ее растворялись в неизвестности. Они были частью ее самой – и она утратила эту часть навсегда. И как ни напрягала память, ничего не могла вспомнить.
Его голос вернул ее к реальности:
– Я полагал, что Уолларилы скажут тебе правду, но они не решились этого сделать, и твой отец поручил это мне.
– Да, это на него очень похоже, – насмешливо заметила Келси. – Он всегда обходил острые углы. Но я бы предпочла услышать новость от него, а не от тебя.
– Что ж, это справедливо. В любом случае я несу за тебя ответственность. – Он взглянул на нее, и выражение его лица смягчилось.
– Избавь меня от этого. – В голосе ее звучали обида и боль.
– Ты находилась на попечении моего отца. И сначала я, как мог, старался развлечь тебя. Ничего не могу поделать, но чувствую себя ответственным за твое благополучие.
– К моему великому сожалению. Ты предложил мне стать одной из твоих дешевых шлюх тоже из чувства долга?
При этих словах Эдвард вздрогнул, как от удара в сердце.
– Никогда не думал, что это произойдет, но так уж случилось. – Он стиснул кролика в руке. Ткань с одной стороны разорвалась, и кусочки ваты, набитые в чучело, упали на пол.
– Да, конечно, кажется, ты сказал, что любишь разнообразие. – Она смотрела, как на пол падали клочки ваты, когда его сильная рука еще плотнее сжала кролика. Она снова заговорила, стараясь придать голосу безразличие, подавляя закипавшую в душе ярость: – Я просто была откровенна и очень наивна – ты правильно заметил. И поверьте, ваша светлость, вы сделали все, чтобы я изменилась. Не верила больше мужчинам. Теперь я знаю им цену. Ты каждый месяц присылал моему отцу деньги, а я продолжала верить, что их присылает дядя из Франции. Пока отец не оставил мне записку, где сообщил, что уезжает навестить больного. Хотя он и близко не подошел бы к постели умирающего.
