Ознакомительная версия.
Ченнинг окинул его скептическим взглядом:
– А что насчет помолвки? С ней тоже будет все в порядке? Прости, я сильно сомневаюсь. Ты выглядишь чертовски отвратительно. Сложно представить, что эту помолвку ожидает лучшая участь.
– Помолвка продлится всего год. Как мы и договаривались, – твердо ответил Николас. Это было последнее проявление верности и благородства, которое он мог выказать Анноре.
Ченнинг вздохнул:
– Подозреваю, это означает, что ты отказываешься от работы. Довольно неловкое занятие для помолвленного мужчины. Что собираешься делать?
Николас пожал плечами. Аннора задавала ему тот же вопрос. Ни малейшего понятия.
– Лондон – любопытный город. Уверен, найду себе какое-нибудь занятие.
– Берроуз быстро узнает, что ты здесь, – предупредил шеф. – А ты не думал о том, чтобы вернуться домой? Это безопаснее. – Он потянулся и достал из кармана конверт. – Мисс Прайс-Эллис прислала деньги за помолвку. – Ченнинг помахал толстым конвертом.
– Я не могу их принять. – Господи, как тяжело отказываться от этих фунтов и того, что они означали. Мысленно Николас уже успел их потратить. Уход за Стефаном, наряды для сестер, утешение для матери. Однако его долг Анноре и так огромен. Да, она получила помолвку, однако, если слухи достигнут Хартшейвена, это долгожданное событие окажется окутанным мерзким шлейфом скандала.
Ченнинг протянул ему конверт:
– В таком случае сам отошли ей деньги.
Николас молча поднялся в частные апартаменты, где каждому из членов лиги принадлежала спальня. Эти комнаты не предназначались для работы. Дом на Джермин-стрит вовсе не был борделем. Комнаты давали джентльменам лиги желанное уединение. Большинству подчиненных Ченнинга было некуда пойти. Они нуждались в крыше над головой и хлебе насущном. По крайней мере, Ник испытывал острую потребность и в том и в другом, когда Ченнинг наткнулся на него в Ист-Энде.
Николас распаковал вещи, убрав запонки и булавку в небольшую шкатулку на бюро. С тех давних пор он прошел большой путь. Когда впервые появился в городе, у него не было даже галстучной булавки. Все, что имело хоть какую-то ценность, он продал, а деньги переслал домой, пытаясь заработать себе на жизнь, подрабатывая клерком в корабельной компании в доках.
Он убрал тщательно отглаженные рубашки в ящик комода. Те дни в портовых доках оказались хорошей встряской для сына джентльмена, привыкшего к свободе и комфорту отцовского поместья. Ему было всего двадцать один, и он лишь совсем недавно лишился того уровня жизни, к которому привык с детства. Однако Николас наступил на горло собственной гордости и устроился работать, всеми силами пытаясь поддержать благосостояние матери и маленьких сестер. Он жил в мансарде над рыбацкой лавчонкой и обедал вместе с хозяевами, познавая на собственном опыте, как выживают люди, которые не обладали привилегией родиться в семье обеспеченного английского джентльмена. Ченнинг познакомился с Ником, когда тому было поручено доставить кое-что в Деверил-Хаус на Мейфэре. Уже через неделю Ник принял предложение присоединиться к лиге и перебрался на Джермин-стрит.
Это было шесть лет назад. Теперь он вел вполне удобную жизнь и благодаря Анноре избавился от долгов. Останься он в доках, никогда не достиг бы подобного. С тех пор Николас ни разу не пожалел о принятом решении. Его работа не сильно отличалась от образа жизни светского лондонского джентльмена, который бы он вел, если бы его отец остался в живых. Он приезжал бы в Лондон и занимался тем же самым. Единственное отличие – сейчас он делал это каждый день, вернее, каждую ночь, весь год, а не только во время сезона. Ченнинг не настаивал на том, чтобы Николас перешел от исполнения обязанностей сопровождающего джентльмена к жизни платного любовника. Это был его собственный выбор, который вполне устраивал Ника.
До тех пор, пока не появилась Аннора и не напомнила, что в жизни есть иные удовольствия и жизнь не просто смена одной деятельности другой. Николас убрал в шкаф саквояж с сексуальными игрушками. Не желал его открывать, рискуя пробудить тщательно скрываемые даже от себя воспоминания. Они с Аннорой успели насладиться порочными вещицами, массажным маслом, поисками сокровищ, шелковыми путами, «французскими конвертами». Ник вспомнил их последний разговор в ночь перед балом. Поняла ли она, что интерес был взаимным? Осознала ли, что и он потерялся в фантазиях?
Николас взглянул на свое отражение в зеркале. Ченнинг прав, он выглядит чертовски отвратительно. Однако, по крайней мере, эту проблему может решить ванна и огуречные примочки. Ник вызвал лакея, чтобы тот принес горячей воды. На звон колокольчика отозвался Уильям. Он был рад помочь, еще один человек, обязанный своим благосостоянием Ченнингу. Большинство лакеев Эргоси-Хаус мальчишки, которых Ченнинг спас из трущоб Севен-Диалс. Он обучал их всему, что необходимо лакеям, курьерам и камердинерам. После того как юношам исполнялось восемнадцать, они получали рекомендации и возможность устроиться на службу в хороший дом.
– Я рад, что вы вернулись, сэр. – Уильям вылил в ванну последнее ведро горячей воды. – Хорошо провели время? Я вам принес огуречные дольки для глаз.
Николас погрузился в теплое блаженство.
– Да, я замечательно провел время, благодарю тебя. – Он закрыл глаза и тотчас открыл, садясь. – Уильям, у меня будет к тебе еще одно дело, прежде чем ты уйдешь. На бюро лежит конверт. Проследи, пожалуйста, чтобы его отправили женщине, которая его прислала. – Ник вновь погрузился в воду, закрыв глаза огуречными дольками в надежде, что это поможет избавиться от обуревавших мыслей столь же успешно, как и от синяков под глазами. Однако испытанное средство не помогло.
Ничего не получалось. Аннора невидящими глазами смотрела на простирающиеся перед ней великолепные сады Хартшейвена, судорожно стиснув руками перила балюстрады. Николас виделся ей везде. Минуло уже несколько недель, а она все еще не могла избавиться от ощущения его присутствия. Куда бы ни пошла, на что бы ни взглянула, все напоминало о нем. Она даже не могла выйти на веранду, чтобы в памяти не всплыли волшебные ощущения, связанные с его первым поцелуем, или поужинать за столом, не думая об их задушевных беседах.
И это были далеко не худшие места в доме. Ее спальня стала решительно невыносимой. Она вынуждена была перебраться в гостевую комнату под липовым предлогом проведения ремонта и обновления облика. Аннора была уверена: слуги постепенно начинали подозревать неладное, поскольку она так и не удосужилась заказать образцы краски, обоев или обивочной ткани.
Ох, она всеми силами пыталась его забыть. Окунулась с головой в дела женского благотворительного комитета в деревне, более обычного изнуряя себя разнообразными хлопотами. Занялась расчисткой мансарды и чердаков особняка, пожертвовав всю старую мебель на нужды задуманных викарием восстановительных проектов. Активно продолжала работать в летней школе, обучая деревенских детей читать и писать. Последнее занятие доставляло ей больше всего удовольствия, хотя и было полно щемящих сердце воспоминаний о Николасе. Аннора любила связанные со школой светлые моменты. Забравшиеся на колени послушать библейские рассказы малыши, первые робкие попытки ребятишек записать мелками слово на грифельной доске. Она даже пообещала себе с осени проводить с ними еще больше времени. Дел с задуманной викарием школой было более чем достаточно, и Аннора реально могла и хотела помочь.
Ознакомительная версия.
