— Вероятно, это был бедный фермерский мальчишка, стянувший винтовку у своего деда. Если бы у него было современное ружье, я бы точно потерял ногу. По крайней мере, так сказали хирурги. Кость была сильно повреждена, и врачи хотели ампутировать ногу до бедра и на том покончить.
Хелли с ужасом посмотрела на Джейка.
— Они ампутировали бы ногу, даже не пытаясь ее спасти?
— Когда раненых тысячи и сравнительно мало врачей, часто нет другого выхода. Делают то, что быстрее спасет жизнь пациента.
Джейк открыл глаза и заставил себя посмотреть на искалеченную ногу. Он всегда избегал смотреть на нее, так как ненавидел воспоминания, которые вызывал у него этот шрам.
Кроме Сета, присутствовавшего при его мучениях, он никогда ни с кем не говорил о своей ране. Было слишком больно вспоминать.
Но сейчас Джейк чувствовал потребность рассказать все. Уж кто поймет, что он выстрадал, так это Хелли.
— Я был напуган, — хрипло признался он, наблюдая, как ее руки плавно движутся по этому безобразному «сувениру» войны. — Помню, как я лежал один в темноте. Было холодно… Я боялся, что меня не найдут почти так же, как и того, что будет после того, как найдут.
При этом воспоминании он крепко вцепился в ручки кресла.
— Я бы умер необнаруженным, если бы Сет не был так настойчив в поисках. И хорошо, что я стонал, Сет нашел меня среди мертвых солдат.
При мысли о ее любимом Джейке, лежащем на холодной земле раненным и одиноким, Хелли хотелось плакать. Чего бы она ни отдала, чтобы быть там и утешить его, спасти от кошмара таких воспоминаний и избавить от физических мучений.
Она старалась не разрыдаться от его рассказа и невольно сжала руки на его бедре. Почувствовав, как Джейк при этом вздрогнул, Хелли бросила на него извиняющийся взгляд и возобновила более мягкое массирование.
— Тебе повезло с другом, — пробормотала Хелли. Джейк нежно улыбнулся и кивнул.
— Да, он даже настоял на своем присутствии при операции. Именно он настоял, чтобы они не делали ампутации. Мне говорили, что он убедил их вынуть пулю и залечить ногу, держа их под прицелом. За нарушение дисциплины его потом заставили закапывать отрезанные конечности рядом с медпалатками.
— Рана должна была быть ужасной, — задумчиво сказала Хелли.
— И стала еще ужаснее благодаря усилиям врачей, Джейк протянул руку и после секундного колебания потрогал бедро. Указав на широкий сморщенный участок, он пояснил:
— Вот здесь кость вышла наружу. Они разрезали меня отсюда… — он указал рукой несколько дюймами ниже сморщенного участка, — …и до этого места, чтобы найти пулю и удалить осколки кости. — Джейк тяжело сглотнул, и по телу его прошла дрожь. Не о силах ее унять, он провел пальцем по всему шраму, — Несколько недель спустя они разрезали меня, чтобы удалить инфицированную кань и остатки раздробленной кости, которые они забыли в первый раз.
Джейк помолчал, задумчиво поглаживая бедро.
— Какой ужас! — пробормотала Хелли.
Одна мысль, что ее Джейк был подвергнут такому варварству, была ей ненавистна.
— Теперь понятно, почему ты считаешь всех докторов мясниками и шарлатанами.
Не без труда он согласился:
— Было ужасно. Они боялись дать мне хлороформ из-за того, что случилось в первый раз, и поэтому просто связали меня и оперировали без анестезии. Даже с морфином было так больно, что хотелось умереть.
На мгновение Джейк закрыл глаза. Даже сейчас он почти чувствовал грубые пеньковые веревки, врезающиеся в запястья и лодыжки.
— Джейк?!
Хелли оторвала его руку от шрама и взяла в свою. Он отчаянно вцепился в нее. Лицо стало серым, как зола.
— Тебе не стоило заводить этот ужасный разговор. Джейк открыл глаза и сосредоточился на расстроенном лице Хелли. Нежность, написанная на нем, и любящее тепло ее глаз остановили поток мрачных воспоминаний.
— Нет, — прошептал он, благодарно сжимая ей руку. — Я хочу рассказать тебе.
Хелли кивнула. Она понимала его потребность выговориться. Вероятно, если он высвободит болезненные воспоминания из своей души, то сможет по-настоящему исцелиться.
— С тобой было все в порядке? Я хочу сказать, после того, как они убрали очаг инфекции?
— Я бы не назвал это «все в порядке». Мне казалось, что я умер и попал в ад.
— Неудивительно. Ты действительно прошел через ад. — Хелли поцеловала его руку. — Я только хочу узнать, что было дальше. Я слышала, что такие операции имеют лишь ограниченный успех.
— Так и было. Они опять предложили ампутацию. На этот раз я почти согласился, так как чувствовал себя ужасно.
— И что же ты сделал?
— На мое счастье, в госпитале работала Селина. Она мыла полы и меняла постельное белье. Иногда она помогала купать солдат, и меня в том числе. — Джейк пожал плечами. — Как правило, люди очень хорошо узнают тебя, когда моют низ живота. По какой-то причине я ей понравился.
Хелли чуть улыбнулась.
— Полагаю, Селина не более равнодушна к твоей красивой внешности, чем мы, остальные бедные женщины.
Первый раз после того, как он начал свой рассказ, Джейк засмеялся.
— А ты не без перчика, доктор Гардинер. Вероятно, у Селины развилась страсть к моей заднице, как и у некой знакомой мне леди Миссионерки.
Джейка развеселило ее замешательство.
— Но как бы то ни было, она приготовила для меня особые снадобья и уговорила принимать их, даже если мне будет совсем худо. Эта ее забота спасла мне ногу… и, вероятно, жизнь. Оказывается, напрасно я недооценивал всякие зелья. Порой они действуют.
Хелли кивнула, отметив про себя, что надо спросить у Селины, чем она лечила Джейка.
— Понимаешь, что было хуже всего?
Хелли покачала головой.
— Одиночество. Сет наконец отбыл с армией. И, хотя ему удавалось иногда навещать меня, я редко с ним виделся. Были там, конечно, и другие раненые, с которыми можно было поговорить, но только Сет был способен меня рассмешить.
— И сколько времени ты пробыл в госпитале?
— Шесть месяцев. Большей частью прикованным к койке. Хотя последнее время я уже мог передвигаться на костылях. От нечего делать я исписал гору бумаги на послания Пенелопе и Сирене. Пенелопа оживленно отвечала, но Сирена… Как мне хотелось получить от нее хоть одно доброе слово.
Его отчаяние ранило сердце Хелли. Она, заплакав, откинула голову и, встретив его взгляд, воскликнула:
— Будь ты моим мужем, я сражалась бы со всей повстанческой армией, чтобы оказаться рядом с тобой.
Схватив ее голову и глядя в горящие от чувств глаза, Джейк пробормотал:
— Я верю тебе, леди Миссионерка. И да поможет Бог любому повстанцу, который попытается тебя остановить.
С этими словами он прильнул к ней жарким поцелуем. Хелли ответила на него столь страстно, что Джейк простонал. Как же она его любит! Любит в нем все: поцелуи, запах, ощущение его кожи. Он для нее как сильнодействующий наркотик, и она жаждет его, как приверженец опия своей дозы. Хелли начала столь же страстно целовать его. Когда Джейк просунул свой горячий влажный язык в глубину ее рта, раздался стон. И, словно в ответ на этот первобытный зов, внизу ее живота возникла острая боль. Задыхаясь от неосознанной потребности, Хелли отчаянно хотела ее удовлетворить и прижала свое извивающееся тело к его ногам.
