Если только он способен любить. Он не уверен, что это так.
Поэтому он продолжал супружеские отношения. Но он больше не ласкал жену. Он брал ее каждую ночь; все происходило быстро, в установленном порядке – если не считать нескольких дней каждый месяц, когда она сообщала ему, глядя на него вызывающе и победоносно, что сегодня она не может. Ей теперь доставляло удовольствие обстоятельно сообщать ему, что он не преуспел в своих стараниях обрюхатить ее.
Или так ему казалось.
Порой он пытался быть с ней добрым.
– Вчера за обедом миссис Херд сказала мне, – обратился он как-то утром к Мэдлин, когда она, как он знал, собиралась съездить в город, – что у модистки есть новые зимние шляпы очень смелого фасона. Почему бы вам не купить себе что-нибудь?
– Для чего? – спросила она, глядя ему прямо в глаза и поднимая подбородок с уже знакомым выражением. Это были доспехи, в которых она с ним сражалась. – Или я недостаточно модно одета, на вкус лорда Бэкворта?
– Я подумал, что вам, вероятно, хочется чего-то нового и красивого, – пояснил он, – мы ведь живем так далеко от Лондона.
– Разве я жаловалась когда-либо?
– Нет, но мне показалось, что вам, возможно, не хватает какого-то центра, где собирается модная публика. Не угодно ли вам поехать со мной в Хэрроугейт на одну-две недели?
– Чтобы пользоваться водами и променадом в общественных залах? – сказала она. – Полагаю, что нет, Джеймс. Нам пришлось бы выносить общество друг друга целыми днями.
– Об этом я не подумал, – чопорно проговорил он. – Это было бы воистину наказанием, не так ли?
– Так, – ответила она.
– Ну что же! – Он встал из-за стола и швырнул салфетку туда, где стояла его пустая чашка. – Если вы передумаете относительно шляпок, Мэдлин, пусть мне пришлют счет.
– Благодарю, – ответила она, – но вы щедро снабдили меня такой суммой, что мне хватит денег до следующей четверти года.
Он вышел из комнаты злой и уязвленный.
– Письмо, что вы получили сегодня утром, было от Доминика? – осведомился он в другой раз.
– Да, – подтвердила она. Он уже подумал было, что наказание его ограничится этим единственным словом, но она добавила спустя некоторое время:
– И от Эллен. Они написали вместе.
– Они вполне благополучны? И дети тоже?
– Да, все благополучны. – Снова молчание. – У деток прорезались зубки. Чарльз в особенности мучился. Домми брал его на руки и ходил с ним по ночам. Кажется, никто больше не мог успокоить малыша.
Для нее то была длинная речь. То есть если учесть, что речь эта обращена к нему. Когда они оказывались в обществе, она еще была в состоянии весело болтать.
– Оливия перенесла это легче? – поинтересовался он.
– Судя по словам Эллен, она настолько разумна, что засыпает, когда ее лихорадит.
– Вы скучаете по вашим родственникам, Мэдлин? – неожиданно спросил он.
Она аккуратно передвинула горку гороха с одного края тарелки к другому.
– Я замужняя дама, живущая в доме своего мужа. Выйдя замуж, я рассталась со своей семьей. Так заведено в этом мире.
– Жаль, что мы живем так далеко от них, – посетовал он. – Хэмпшир и Уилтшир расположены не так далеко друг от друга. Ваши братья могут навещать друг друга сравнительно легко.
– Домми с Эллен собираются на Рождество в Эмберли, – сообщила она. – А также Дженнифер Симпсон.
– Вот как? – Он смотрел, как она, опустив глаза, перемещает горку горошин на прежнее место. – Мы приглашены на свадьбу Джин Кэмерон и Ховарда Кортни в Эбботсфорд как раз перед Рождеством. Не хотите ли поехать туда?
Она мельком глянула на него.
– Чтобы вы могли бросить прощальный взгляд на вашу старую любовь прежде, чем она станет женой другого? – осведомилась Мэдлин.
Нетерпеливым жестом он велел лакею убрать тарелки.
– Мне показалось, что вам, возможно, захочется провести Рождество с матерью и братьями, – сказал он. – Но конечно, неплохо будет снова повидаться с Джин. Она всегда так доброжелательна.
– Да, – согласилась Мэдлин, – и собой недурна.
– Недурна.
Наступило молчание, как это часто случалось, когда они сидели за трапезой в одиночестве.
– Так вы хотите поехать? – наконец резко спросил он.
– Нет, – ответила она.
Он удивленно посмотрел на нее:
– Почему же нет?
Он думал, что она не ответит. Она подождала, пока лакей не поставит перед ними десертные тарелки и не отойдет к буфету.
– Оба мои брата счастливы в семейной жизни, – проговорила она наконец очень спокойным голосом.
Больше она не сказала ничего. Да и не нужно было. Ее слова резанули его как ножом. Мэдлин так близка со своей родней, ей так хочется повидаться с ними, особенно на Рождество, и все-таки она предпочитает не ездить к ним, чтобы не видеть, насколько ее семейная жизнь не похожа на жизнь братьев. И ей не хочется, чтобы они видели, какую неудачную партию сделала их сестра.
А разве ему хочется, чтобы все это увидела Алекс?
– Ну что же, – согласился он, – проведем Рождество здесь в одиночестве. Говорил ли я вам, что моя матушка решила окончательно поселиться у моей тетки?
– Говорили.
Никак ей не угодишь. И хотя иногда – слишком часто – он сердито набрасывался на нее и они громко и с ожесточением ссорились по несколько раз на неделе, бремя вины за эти ссоры он брал на себя. Много лет тому назад его привлекла к Мэдлин именно ее веселость, ее, казалось, несгибаемая жизненная сила. И то же свойство привлекло его к ней в начале лета – точно наркотик. И вот теперь в уединении их дома – хотя за его пределами и в обществе все оставалось по-прежнему – веселость и жизненная сила исчезли. На их место пришли мрачность и постоянные пререкания.
Он сделал то, что, как он всегда знал, сделает, если женится на ней. Он ее разрушил. И пока это происходило, его с трудом завоеванная уверенность в себе и вера в жизнь также рухнули.
* * *
Мэдлин не ждала, что будет счастлива в замужестве. Она вышла замуж потому, что была вынуждена это сделать. Не потому, что однажды ночью после похорон его отца отдалась ему. Не это заставило ее выйти замуж. Если бы дело было только в этом, она отказала бы ему, даже зная, что подвергает себя риску произвести на свет незаконнорожденного ребенка.
Нет, не эти соображения заставили ее выйти замуж. Просто Мэдлин понимала, что у нее нет других вариантов. Четыре года она была очарована Джеймсом Парнеллом, очарована до такой степени, что не сумела бы обрести счастья, став женой какого-то другого подходящего человека.
Она знала, что, выйдя за Джеймса, не найдет счастья. И в то же время она понимала, что только с ним ее ждет хоть какая-то возможность счастья. И едва ей представилась такая возможность, она решила, что не даст ему уйти. У нее не хватило духу позволить ему уйти.
