— Любовь моя, если бы ты только знала, как я счастлив, что из-за меня ты становишься «неистовой и шальной». Это происходит, когда я дотрагиваюсь до тебя? Вот так? Никогда не знал, что женская кожа бывает такой мягкой — как магнолия! Тебе раньше такое говорили?
— Да… однажды.
— Бог мой, это был мужчина?
— Нет… нет. Женщина… Она сказала, что прикоснуться ко мне все равно, что потрогать магнолию…
— Она права, но если бы это сказал мужчина… мне бы следовало убить его и тебя! Никто не смеет прикасаться к тебе, кроме меня! Никто! Слышишь?
— Ты… делаешь мне больно!
— Дорогая, я не хотел показаться жестоким… Это все оттого, что я так тебя люблю. И ты моя… моя!
— Мне нравится… быть твоей… но ты забываешь о своей силе.
— Прости меня, малышка. Ты такая хрупкая и слабая, но держишь в своих ручках всю мою жизнь!
— Только… на сегодня?
— Навсегда, на вечность. Мы одно целое! Мы были созданы друг для друга. Ты сомневаешься в этом?
— Нет… нет… Я тоже думаю, что мы созданы друг для друга.
— Ангел мой, почему ты прячешь лицо? Посмотри на меня! Любимая, твои глаза открыли мне чудесную волшебную тайну! Они сказали, что ты любишь меня, что я тебе нужен!
— Нет, не может быть!
— Да, да! Ты чувствуешь, что из-за меня ты становишься неистовой и шальной, моя Дезире?
— Да, да!
Его губы настигли ее, но Корнелия откинула назад голову.
— Наверное, это дурно! — воскликнула она, теряя самообладание. — Разве мы имеем право любить друг друга?
Герцог ответил не сразу. Она заметила в его глазах боль, прежде чем он выпустил ее из рук.
— Клянусь, как перед Богом, — тихо произнес он, — я верю, что там, где красота, нет места пороку. Пусть люди думают что угодно, но я клянусь тебе, Дезире, я не считаю, будто наша любовь приносит кому-то беду. И только этим критерием мы должны судить о ней. С точки зрения закона, возможен другой ответ, но в нравственном смысле — нет! Нравственно я свободен — свободен сказать тебе о своей любви.
Голос его затих на последних словах, затем он подняла с колен и посмотрел на Корнелию сверху вниз. Она откинула назад голову, чтобы взглянуть ему в глаза, и ее волосы заструились по спине. Их темный цвет и яркое пламя платья подчеркивали белизну плеч.
— Сейчас мы зашли слишком далеко, чтобы повернуть назад, — с трудом произнес герцог. — Я люблю тебя, и в глубине души ты знаешь, что любишь меня тоже. Что бы там ни было в прошлом, мы предназначены друг для друга — ты и я. Впервые увидев тебя, я сразу понял: вот та, которую я искал всю свою жизнь, наконец мои скитания завершены.
Он помолчал с минуту.
— Но если ты все еще боишься, если я ошибся, и твоя любовь не так велика, как моя, тогда я не в силах более этого выносить. Я уйду и оставлю тебя, но тогда, я уверен, мы оба будем сожалеть об этом до конца нашей жизни.
— Ты уйдешь? — спросила Корнелия чуть слышно.
— Если ты отошлешь меня, — ответил он. — Но если твоя любовь достаточно велика, ты разрешишь мне остаться.
Говоря это, он отступил назад, и Корнелия машинально поднялась.
— Предлагаю тебе выбор, моя дорогая, — сказал он. — Видишь, я даже не держу тебя в объятиях, чтобы не повлиять на тебя, заставив еще сильнее биться твое сердечко. И я не касаюсь губами маленькой жилки, которая в этот момент бьется на твоей шее. Но тебе придется выбирать. Мне уйти или остаться?
Корнелия пыталась заговорить, но в горле стоял ком, а сердце готово было прорваться сквозь кружево, прикрывавшее грудь. И все же она не была уверена, слышала ли биение сердца или то была музыка, пронизавшая все вокруг, воспарившая в вышину и увлекшая ее за собой, так что земля осталась вдалеке, невидимая и позабытая.
— Я часто говорил тебе, что люблю, — промолвил герцог, — всем сердцем и всей душой, но этого мало. Я жажду обладать и твоим телом тоже, и сейчас заявляю свои права на тебя как на женщину — мою женщину, Дезире, если велишь мне остаться.
Корнелия так и не обрела дар речи, голос ее умер, но в конце концов слова оказались не нужны. Глаза ее сияли, словно звезды, упавшие с неба, когда она раскрывала объятия — все шире и шире — так, чтобы он понял.
Тихо играла музыка, мелодия лилась не навязчивее журчания ручейка или ветра, шумящего листьями на деревьях. Огоньки в чашах с цветами потускнели, но лепестки медленно кружились с потолка всю ночь и теперь полностью засыпали Корнелию.
Очень-очень тихо, стараясь не потревожить мужчину, который спал рядом с ней, она соскользнула с софы и лепестки роз посыпались с нее бело-розовым дождем. Она неслышно собрала свои вещи и быстро оделась. В памяти ее всплыли слова Рене:
«Иван ничего не упускает из виду. Возле дверей всегда стоит наготове карета с лошадьми на тот случай, если кому-то станет скучно или он захочет уехать пораньше».
Тогда Корнелии показалось странным, почему Рене так сказала, но теперь она поняла, что это высказывание предназначалось для нее. Она неслышно двигалась по благоухающей комнате. Бриллиантовые заколки, украшавшие прическу, были разбросаны где-то среди цветов, но она не стала терять время на их поиски.
Откинув в сторону шелковую портьеру, закрывающую вход, она увидела, что рассвет близок. Звезды все еще ярко светили, но небо стало полупрозрачным, его густая чернота поблекла до зыбкой тусклости ночи, которая почти на исходе.
Вдалеке поблескивали огоньки, но теперь их было меньше, и вся картина, как и музыка, дышала покоем и нежностью. По воде пробежал ветерок, он тронул щеки Корнелии и всколыхнул распущенные по плечам волосы, скрывшие их обнаженность и обрамившие ее лицо так, что глаза казались слишком для него велики, когда она с беспокойством! оглянулась вокруг.
Как же ей вернуться в замок? В этот миг как по волшебству появился слуга. Он шел так тихо, что оказался совсем рядом с ней, прежде чем она увидела его. Не говоря ни слова, он укутал Корнелию темно-синей бархатной накидкой, отделанной соболем. Накидка свисала до пола и была с капюшоном, который Корнелия набросила на голову.
Все так же молча он показал рукой, и она увидела, что рядом с террасой ждет гондола. Слуга помог ей забраться в лодку и, как только она уселась, погнал лодку, правя с быстротой и умением, совершенно не похожим на неторопливую манеру, с которой ее и герцога перевезли через озеро на обеденную террасу.
На ступенях замка ожидали другие слуги. Не нарушая молчания, они провели ее по темному дому, освещением служил фонарь в руках одного из слуг. У парадного входа она увидела карету и быстро спустилась. Лакей помог ей сесть и набросил на колени меховой коврик. Затем подождал немного, прежде чем закрыть дверцы кареты, и она поняла, что он ждет указаний.
