Они расстались, когда оранжевые мазки солнца легли на капители портиков, и Флавий одарил старика несколькими ассами.
Синее, будто нарисованное, море лежало перед ним. Префект ступил на борт актуарии, и легкое судно, покачиваясь, красиво вошло в дельту Тибра. Скоро, очень скоро вдали откроется величественный дымчатый Рим, центр могучей империи!.. Стоя на носу корабля под порывами ветра, Юлий, томимый бессознательным предчувствием, приложил руку к груди… Но этот жест тотчас напомнил ему прекрасного сирийца, который точно таким же жестом обычно прикрывал свой амулет. И он сейчас рядом с Юлией, в ее объятиях!
Накаленный майской жарой воздух сушил губы, и Юлий поминутно смачивал их слюной. У бортов пенился Тибр, извиваясь сильным телом в солнечном сиянии. На темной, выжженной солнцем зелени, резко и четко выделяясь, белели виллы богатых граждан. Тонкие, как свечи, кипарисы тянулись в синее безоблачное небо, поодиночке и изогнутыми рощами очерчивая впадины и возвышенности Аругорья, где вдали, сливаясь с небом, синели очертания гор. По обоим берегам Тибра раскинулись пастбища со стадами овец, возделанные земельные участки, пересеченные узкими каналами с синей, словно небо, водой. Богатые виллы, сабинян стряхивали рассветную прохладу и погружались в душную дрему, в то время, как слуги гнали на луга скот, а рабы, голые по пояс, обливаясь потом, рыли каналы.
Уже ощущалась близость Рима. От поместий тянулись желтые извилистые дороги, то появляясь, то исчезая в кустах. Различного рода повозки шумно, в столбах пыли двигались в столицу: груженые двухколесные карпенты, рэды, запряженные мулами цизии, в которых катили молчаливые и надменные граждане; в бастернах путешествовали вольноотпущенники, с гордостью посматривая на рабов в полях; из открытых и закрытых носилок сквозь блестящие слюдяные оконца порой виднелись приятные лица матрон. Чем ближе была столица, тем оживленнее становились дороги, кое-где, подобно Аппиевой, мощеные черными плитами из лавы.
Поднялся ветер, по небу потекли полупрозрачные взъерошенные облака, их странные очертания напоминали изящных фламинго. Распустив парус, актуария неслась среди скопления остальных судов, идущих в том же направлении, и кормчий в красной шапке, напрягая мускулы, с трудом поворачивал руль. Купеческие суда, заполненные разнообразными товарами, гиппагоги, предназначенные для перевозки животных, триремы, полные пассажиров и груза, афракты, фазены – все это кипело и двигалось под цветными парусами. К кораблям примыкали барки с причудливыми фигурами на корме, заполненные путешественниками. Меж судов шныряли лодки рыбаков и продавцов плодов, которые громко кричали о своем товаре и осыпали друг друга бранью, если один у другого перехватывал покупателя.
С неприязнью и удивлением глядел Флавий на всю эту сутолоку, ему было непонятно, откуда взялись все эти многочисленные корабли, словно в беспокойном сне поднявшиеся из желтых, кипящих вод Тибра.
Потянулись селения с серыми приземистыми домами, орошаемые виноградники, поля, где погонщики-даки понукали быков. Толпы людей двигались по дорогам: мелкие ремесленники, городская беднота, вольноотпущенники с разного цвета кожей, иные из них везли на грубых повозках свои семьи и имущество. Группы кочевников, исчезавшие порой в выжженных солнцем кущах, направлялись к столице, точно болезнью пораженные всеобщим стремлением в Рим. Белозубые дикари были вооружены длинными ножами, а женщины, трепеща монистами, под звон тимпанов плясали перед повозками и хватали на лету мелкие монеты. Иногда в жарких лучах сверкал сестерций, и самая проворная ловила подарок. Тяжело дыша, со смеющимися лицами, придерживая руками пышные груди, женщины убегали в розовую стволистую тень.
Попутчики Юлия, сгрудившись на корме, стали громко обсуждать недавнюю гибель Флавия Клемента, сильно взволновавшую всю Империю. Не было сомнений, что этот человек пал от руки Домициана Германика. Свирепый и мнительный император дошел до того, что убил своего двоюродного брата едва ли не в его консульство!
– В Риме жестокие нравы, – говорил один толстый маленький италик в простой тунике, но дорогих красных сандалиях с золотой застежкой в виде солнца. – Скоро граждан станут резать прямо на улице по самому ничтожному поводу, как этого ленивого Клемента!
– Но сыновей родственника император взял под свою опеку, – возразил ему подрумяненный эрарный трибун, костлявый, коротко стриженный, с выпученными глазами в обрамлении голубоватых век.
– Хо-хо! Что ты говоришь! Опеку! – набросился на него италик. – Хотел бы ты своим детям такую опеку добровольно?.. Нет, вот что я вам скажу, граждане – свирепость императора до добра не доведет. Эта свирепость убьет и Рим, и Империю, и нас с вами, и самого Германика!
– Рим вечен, и, как вечный город, он переживет все, – спокойно сказал грек, так плотно завернувшийся в паллиум, что ткань натянулась на плечах.
Италик даже не удостоил его взглядом:
– А эти немыслимые издержки на постройки, золотые статуи на Палатине в его честь, повышенное жалованье солдатам, почитающим его! А зрелища!
– Но ведь ты сам спешишь на зрелища, – заметил с усмешкой грек.
– А почему нет! Я люблю игры и гладиаторские бои в амфитеатре. Зачем отрицать очевидное? – италик подмигнул. – К тому же, говорят, что на этот раз биться будут не только дикари-мужчины, но и девы!
Так вот оно что! Зрелища! Они говорят о зрелищах и жаждут их, будто им мало крови. Домициан устраивает роскошные игры. Амфитеатры и цирки наполняются ревущей, раздраженной видом агонии и ужаса толпой. Она требует от бойца с потемневшим от крови мечом смерти побежденному. Гладиатор поворачивается к императорскому ложу, глаза их встречаются, и тогда император медленно, с наслаждением подает знак. Даровать жизнь!.. Под одобрительные клики и призывы богов истекающего кровью гладиатора уносят в сполиарий, где, возможно, убивают ударом в грудь. Молодых бойцов Домициан отдавал в обучение не только к ланистам, но и, в подражание Цезарю, в именитые дома всадников. Достоинства и пороки смешивались в сердце этого человека. Казалось, он не принадлежит себе – в такой зависимости был император от своих страстей!..
Цирк волнуется, залитый кровью ретиарий белеет в свете факелов. С желтых клыков зверей капает слюна… Зрелища! Да! Народу нужны зрелища и хлеб. Солдатам – война. О, Юпитер!.. Прекрасный город, его сады, арки, портики, цирки, Капитолий; храмы, где, подобно видениям, беснуются в священной пляске жрицы; колонны, библиотеки, все это розовое дымное сияние – все, все плывет в крови, и кровь проникает в мелкие трещины божественных статуй. Рим, сосредоточение культур Востока и Запада, мистическая атмосфера греческих, египетских, римских, сирийских и западных культов, отвлеченных, чистых, лишенных человеческих страстей богов.
