— Сидите смирно!
Дженна принялась вырываться из его настойчивых рук, не обращая внимания на жжение в груди и на то, что близость незнакомца заставила ее вспомнить об опасности. Ей было необходимо схватить оружие. Проследив за ее взглядом, незнакомец все понял и усмехнулся. По-прежнему придерживая ее за плечи, он со злостью посмотрел ей в глаза.
— Возьми пистолет, Делани, — приказал Ченс и сжал зубы, удивляясь, почему вдруг забавная ситуация привела его в раздражение. Может быть, потому, что незнакомка считала его всего-навсего грязным ублюдком? Неужели он действительно выглядит как преступник?
Делани подобрал дерринджер с пола и подал Ченсу. Дженни напряженно следила за ними.
Ченс поднялся, увлекая женщину за собой. Удерживая ее в плену своих сердитых зеленых глаз, он повернул ее руку ладонью вверх и вложил в эту ладонь оружие.
— Незачем стрелять в нас, детка, — глухо произнес Ченс и подобрал с пола свою шляпу. — Кажется, нам пора выходить.
Спустя несколько минут Ченс и Делани шагали вдоль поезда. Делани на ходу натягивал сапоги, неся в руках скомканный узел одежды.
— Что за дьяволица! — восклицал он. — Хорошенькая, конечно, но, по-моему, она была готова сделать с нами что угодно, лишь бы поразвлечься.
— Не разыгрывай роль невинного младенца, Делани. Ты и сам недурно позабавился. — Длинными шагами Ченс удалялся от частного вагона с позолоченной табличкой «Мариетта».
— Да подожди же, Кили, — Делани спешил за ним, неловко просовывая руки в рукава куртки. — Что это ты так разъярился? Мы выбрались не из адского пламени, а всего лишь из-под дула дамского пистолета!
Ченс поднял воротник куртки и закрыл лицо рукой. Ледяные градины ранили кожу.
— Неужели мы и в самом деле похожи на бандитов, Делани? Скажи честно.
Бородатое лицо Делани исказилось в ухмылке.
— А, так вот в чем дело! Мы привыкли к своему виду, Кили, но вряд ли выглядим так, чтобы эта цыпочка пожелала пригласить нас на чашку чая. И, как я уже говорил, если бы сегодня утром ты побрился, она не ошиблась бы и приняла нас за тех, кто мы есть на самом деле — за настоящих джентльменов.
Ченс попытался себя утешить.
— Ладно, все это неважно — я не очень люблю чай. Давай посмотрим, почему встал поезд.
С гор дул ветер, снегу навалило по колено, впереди вздымалась громада хребта Биттеррут. Ченс и Делани прошли вдоль стоящего поезда, временами пропадая в клубах пара, вырывающегося из-под вагонов. Из дверей вагонов выглядывали мужчины, в окнах виднелись озабоченные женские и детские лица.
Добравшись до локомотива, Ченс и Делани заметили, что тощего машиниста окружили пассажиры-мужчины, а он что-то говорил о резком ветре.
— Почти весь снег снесло вниз, к берегу реки, — объяснил машинист, — но рельсы все-таки придется расчищать. Можно дождаться рабочих из Спокана, но снег такой мокрый и тяжелый, что без нашей помощи все равно не обойтись, Мы могли бы начать уже сейчас. В поезде в багажном вагоне есть лопаты, фонари и топоры. Мне нужны три человека, чтобы набить снегом котел, и еще три, чтобы развести костры.
Не слушая никаких возражений, он направился к багажному вагону.
Ченс и Делани оказались последними в очереди за инструментом, и когда они подошли к машинисту, тот с любопытством оглядел их.
— Это вы пытались прыгнуть в поезд на ходу, верно?
Ченс объяснил, что вынудило их на этот поступок, и когда машинист узнал, что они с Делани владельцы рудника Вапити в Кердалене, то заметно успокоился.
— Ладно, — проговорил машинист, — если вы будете расчищать дорогу вместе с остальными, я не скажу кондуктору, что вы едете зайцами. Пожалуй, мне удастся вас где-нибудь спрятать, как только поезд сможет продолжать путь.
Ченс поблагодарил его и вместе с Делани направился к остальным.
Рельсы впереди освещала яркая фара локомотива, и фонари понадобились только тем, кто удалялся от него. Оказалось, на рельсы обрушилась снежная лавина — большей частью она скатилась вниз, к реке, но оставшийся на рельсах снег был глубоким и слежавшимся. Он подтаял во время недавней оттепели, затем замерз, и тряски рельсов было недостаточно, чтобы сбросить его.
Ченс нашел себе место и поставил фонарь в снег. Он высветил круг диаметром всего несколько футов, который со всех сторон обступала темнота.
Делани устроился поблизости, молча принимаясь за дело. Несколько мужчин работали вместе с ними, остальные оттаскивали подальше от дороги снег, обломки дерева и камни, принесенные лавиной. Работы с избытком должно было хватить на целую ночь.
Соломон водрузил шляпу на редеющие седые волосы, мимоходом отметив, что пора подровнять их. Поезд остановился так резко, что Соломон упал и ударился об угол стола в салоне вагона «Полумесяц». Рана слегка кровоточила, но не причиняла боли.
Выйдя из вагона, он поднял воротник повыше, защищаясь от ветра. Утопая галошами в снегу, Соломон Ли нашел лопату и присоединился к работающим.
Тут же инженер Генри Патерсон, управляющий компании Соломона, заметил его и поспешил подойти, вежливо, но твердо расталкивая широкой грудью встречающихся на пути людей.
— Черт побери, Соломон, никому и не вздумалось бы заставить тебя расчищать снег! — воскликнул он.
— Почему бы и нет? — Соломон отбросил полную лопату снега, чуть не засыпав ноги Генри. — Потому что я Соломон Ли или потому что мне уже семьдесят?
— Причина и в том, и в другом.
— О чем ты тревожишься, Генри? Боишься, что у меня прихватит сердце? По-моему, ты будешь только рад этому — ведь тогда тебе не придется строить эту дорогу.
— Ты осуждаешь мое нежелание строить ее? После того как ты и Дженна чуть не попали под пули, а топограф был убит здесь прошлой весной, я вынужден думать, что некто подает нам знак. Вероятно, тебе следует серьезно задуматься. Знаю, ты способен забыть о себе, но позаботься, по крайней мере, о Дженне!
Соломон взглянул на Патерсона, не замечая, что снег налипает на брови и ресницы. Генри несправедливо обвинил его в равнодушии к судьбе Дженны. Откровенно говоря, Соломон заботился только о ней. Игры на бирже оставались для него всего лишь приятным времяпрепровождением, воспоминанием о временах, когда Соломон был нищим мальчишкой-эмигрантом.
С тех пор как Дженне исполнилось пять лет, а Соломону пришлось взять на себя заботу о ней, старик мечтал уберечь внучку от всех невзгод, ибо считал, что она уже достаточно выстрадала, потеряв родителей и братьев. Но Соломон не переставал упрекать себя за самое досадное событие в жизни Дженны — за ее брак с этим ублюдком Филиппом Дрезденом и за развод, случившийся одиннадцать лет назад.