Анри, целого и невредимого, если не считать кровоточащего носа, наконец оттащили от рычащих псов, а старший из братьев, флегматичный и исполнительный Теобальд, недавно посвященный в рыцари, утихомирил Стефана.
Адель, обычно умевшая держать себя в руках, обежала вокруг стола, набросилась на Стефана, отряхивавшего свою зеленую тунику от грязной травы, и принялась колотить его по голове.
— Похотливый сорванец! — кричала она. — Что мне с тобой делать? Непослушание, бесконечные ссоры! Подобает ли так вести себя внуку Завоевателя?
— Тогда отошли меня! — закричал в ответ Стефан, уворачиваясь от ударов. — Ты не хочешь, чтобы я жил в Блуа. Ты всегда меня ненавидела!
Адель сжала пальцы в кулак и изо всей силы ударила его. Стефан зашатался, прижимая руку к багрово-красному пятну, расплывшемуся на скуле.
— Пусть Бог поразит тебя немотой за то, что ты говоришь собственной матери такие чудовищные вещи! — Адель побагровела от ярости, занося руку для следующего удара.
— Это правда, ты знаешь, что это правда! — Слезы гнева и разочарования хлынули из глаз Стефана. — Ты ненавидишь меня только потому, что я похож на отца. Но разве это моя вина?.. — Стефан замер, пораженный собственной выходкой. Какое безумие побудило его напомнить матери о бывшем супруге? Во время крестового похода, в битве с турками на Святой земле, граф Стефан Блуа бросил своих воинов и бежал в свою страну. Непреклонная графиня заставила его вернуться; в конце концов он умер заслуживающей уважения смертью, но все запомнили его прежнюю трусость. Имя графа никогда не упоминали в присутствии Адель. И теперь в зале воцарилась тишина. Слуги, сенешаль, гости, братья и сестры Стефана в ужасе уставились на него.
— Как ты посмел напомнить мне об этом бесхребетном трусе?! — взвизгнула Адель, дико обводя взглядом зал. — Принесите кнут из конюшни! Немедленно!
Половина слуг и сенешаль бросились выполнять приказ, чуть не спотыкаясь друг о друга.
Графиня гневно смотрела на сына, грудь ее высоко вздымалась. В глазах матери Стефан заметил тот угрюмый признак враждебности, который, как он догадывался, был связан именно с памятью о его слабохарактерном отце: Стефан был очень похож на покойного графа и носил его имя. Он единственный из всех детей Адель вызывал в ней сильную неприязнь.
Размазывая по лицу кровь, текущую из разбитого носа, Анри подошел к матери.
— Если Стефан хочет уехать из Блуа, отошлите его. Пускай отправляется к нашему дяде, в Англию.
Тео и Сесиль обернулись и удивленно уставились на брата. Адель посмотрела на младшего сына, и ее лицо постепенно приобрело нормальный цвет.
— С какой стати взваливать на плечи моего брата Генриха такое чудовище?
— Это наказание, мадам, — ответил Анри. — Стефан заслуживает изгнания. Наш дядя наверняка сумеет научить его хорошим манерам, учтивости, дисциплине и всему, что вы так долго пытались вбить ему в голову. При дворе английского короля он быстро поймет, что такое почтение и покорность.
Не в силах поверить своему счастью, Стефан переводил взгляд с матери на брата.
— Англия? Вы хотите отправить меня в Англию? — Он не смог сдержать радости.
— Неужели ты хочешь поехать туда? — спросила мать стальным тоном, прищурив глаза. В таком случае…
— Ну что вы, мадам, он не хочет, правда, Стефан? — поспешно вмешался Анри, бросая брату предостерегающий взгляд. — Он ни за что на свете не согласился бы расстаться с Блуа, верно?
— Да, конечно, — промямлил Стефан.
Лицо матери прояснилось.
— Что ж, тогда твоя идея — превосходная. Но это — твой последний шанс, Стефан. Если ты не сможешь вести себя как следует при дворе моего брата, мне придется отказаться от тебя. Я не обрадуюсь твоему возвращению в Блуа.
Отослав Стефана, Адель повернулась к Анри.
— Прекрасная мысль, сынок. Ты, как всегда, очень умен, — графиня рассеянно потрепала его по голове. — Сегодня же извещу короля Генриха.
В пиршественный зал ворвался слуга с кнутом в руке.
— Зачем это? Отнеси обратно в конюшню. — Графиня величественно покинула зал в сопровождении Тео и Сесиль.
«Англия! — повторял про себя Стефан. — Я поеду в Англию!»
Безумно радуясь в предвкушении того, что сможет уехать из Блуа, подальше от своей жестокой матери, предпочитавшей ему других братьев, Стефан с любопытством взглянул на Анри, благодаря которому получил эту нежданную награду.
— Спасибо тебе, брат. Сегодня ты сослужил мне хорошую службу.
Брат дружелюбно улыбнулся.
— Надеюсь, ты не забудешь об этом. Закончив обучение в монастыре, я, должно быть, приеду к тебе в Англию. А ты к тому времени постараешься, чтобы наш дядя подыскал для меня хорошее местечко в церкви.
Стефан кивнул. Пока что он не имел ни малейшего представления, как исполнить просьбу Анри, но впереди у него было достаточно времени, чтобы поразмыслить над этим. Как всегда, на него произвело большое впечатление (хотя и несколько обеспокоило) то, с какой легкостью и изяществом Анри удавалось управлять непредсказуемыми порывами раздражительной графини.
Четыре недели спустя Стефан отплыл из Блуа в Англию. Он радовался предстоящему путешествию, но знал, что никогда не забудет, что Анри проводили в путь с почестями, а его самого — с позором, как изгнанника.
* * *
Внезапно раздался предостерегающий окрик: паланкин Мод едва не наткнулся на какого-то юношу, двигавшегося навстречу им верхом на лошади. Она в испуге подняла глаза. Из-под алой шапочки незнакомца, лихо сдвинутой набок, выбивались медовые завитки волос. Красивое, хотя и слегка запыленное, лицо юноши повернулось к ней. Кошачьи зеленые глаза с ослепительными золотыми искорками встретились с серыми глазами Мод. Незнакомец долго не сводил с нее любопытного взора. За мгновение до того, как он повернул лошадь, чтобы обогнуть паланкин, на его губах заиграла улыбка. Он сдернул с головы шапочку, поклонился принцессе, а потом пропал из виду, как и другие всадники, сопровождавшие его.
Мод снова откинулась на подушки. Так вот каков ее непослушный кузен, Стефан из Блуа. На мгновение образ юноши, чистый и ясный, словно мазок туши на пергаменте, задержался в ее душе. Волна необычного чувства, природу которого Мод не смогла бы определить, поднималась откуда-то из глубины ее тоскующего сердца. Она вздрогнула, словно ей почудился вой волков над могилой, предвестник несчастья, как сказала бы Олдит. Но потом это чувство исчезло, образ юноши потускнел. Тоска снова окутала принцессу густым облаком. Одна жизнь закончилась, другая — еще не началась.
