Проводив взглядом Ричарда, Кейт вздохнула и увидела, как пастор, понурив голову, бредет к своему дому.
Но вечером, когда она направилась по аллее, ведущей к усадьбе, настроение у нее снова поднялось. Дрозд насвистывал с ветки вяза незатейливую песенку. Во влажной траве у ручья в сгущавшихся сумерках отливали бледно-желтым дикие нарциссы. С озера, скрытого за густыми зарослями падуба, неслось негодующее кряканье селезня. С другого конца загона прибежала вороная кобыла и потянулась к ней через перекладину. Кейт сорвала пучок свежей травы и протянула любимице Ричарда.
Но, несмотря на мирный вечер, Кейт чувствовала, как внутри ее нарастает непонятное напряжение. Она не могла объяснить это ощущение и, приписав его весеннему брожению, попыталась отрешиться от него. Но ощущение снова и снова напоминало о себе сладкой болью в сердце.
Западные окна дома, обращенные на закат, полыхали огнем. Кейт вышла из-под крон деревьев на газон. Сложенный из пожелтевшего от времени серого камня дом с щипцовой крышей и частыми оконными переплетами уютно гармонировал с приглушенным, коричнево-зеленым фоном окружавшего его леса, и казалось, он сам пустил здесь корни. Гармоничные пропорции дома никогда не переставали радовать ее глаз.
Ричарду до его знакомства с Кейт родной дом казался тюрьмой. Он ел, спал, делал уроки, повинуясь строгому распорядку, в котором не было места для любви и смеха. Его не подвергали телесным наказаниям, но на протяжении нескольких лет сменявшие один другого воспитатели прилагали усилия, чтобы сломить его дух. Ни гувернантка, ни учитель ни разу не похвалили, не подбодрили своего ученика. Но ничтожное опоздание на занятия или промедление с ответом немедленно влекли за собой долгие часы взаперти в холодной темной классной комнате или отправление без ужина в большую спальню, где, как считалось, являлось привидение, где по ночам раздавались странные звуки и ветка стучала по оконной раме с жуткой настойчивостью.
Нервы Ричарда сделались напряженными, словно струны скрипки. Вернуться домой после часа блаженства на озере или на взморье было для него все равно что вступить в мрачный дремучий лес после прогулки на ярком солнце.
Только Кейт сумела раскрыть ему глаза на красоту его родового гнезда, заставить его понять, что однажды он станет хозяином этого прелестного дома и всего имения, перестанет быть чувствительным, ранимым ребенком, для которого только полное повиновение старшим являлось единственным залогом хоть какого-то покоя.
Кейт решительно направилась к маленькой боковой дверце. В ней не было ни торжественности парадного входа, ни приниженности черного. Эта дверца деликатно указывала на ее статус. Хотя, когда Кейт бралась за тяжелую бронзовую ручку, эти мысли никогда не посещали ее темноволосую головку.
Когда она впервые пришла в усадьбу, ее голова едва доставала до замочной скважины. Тогда она крепко держалась за материнскую руку, до некоторой степени испуганная размерами дома. В то же время ей не терпелось посмотреть, что там внутри — неизвестность сулила настоящее приключение. Но через несколько дней она заскучала. Час за часом мама терпеливо шила в маленькой, специально отведенной для портних комнатке.
Служанка приносила им еду, а на все вопросы Кейт только посмеивалась.
— Зачем ты ходишь сюда каждый день, мама? — спросила Кейт. — Почему нам нельзя оставаться дома, как мы делали, когда папа был с нами?
— Потому что мы должны что-то есть, дочка, на еду нужны деньги, а деньги надо заработать — если только ты не из тех людей, которые живут в таком доме, как этот.
— А им не надо работать?
Мама подняла на нее удивленные глаза:
— Конечно нет. Они же господа.
Кейт отмахнулась от этой проблемы, хотя слова матери запомнила. Однажды она соскучилась сверх всякой меры, и ее живой ум восстал против вынужденного заточения. За маминой спиной она потихоньку открыла дверь и проскользнула в нее. На цыпочках прошла по коридору, свернула в другой коридор, толкнула дверь и оказалась в галерее. Вниз вела красивая винтовая лестница. Свесив через перила голову, Кейт разглядела в дверном проеме невероятных размеров камин, в котором пылали дрова.
Она тихонько спустилась по лестнице, прижимаясь к стене. Затаив дыхание, заглянула в комнату. Там в глубоком кожаном кресле сидел с книгой мальчик с каштановыми волосами. Он подпер подбородок худой белой рукой, из-под обшлага синего бархатного рукава ниспадала кружевная оборка.
Кейт широко раскрыла глаза. Она еще не видела мальчика, который был бы одет с таким изяществом.
С бесстрашием, свойственным ей даже в семилетнем возрасте, она шагнула в комнату. Мальчик продолжал смотреть в свою книгу. Кейт кашлянула. Мальчик поднял глаза. В следующую секунду он уронил книгу, вскочил на ноги и отвесил ей поклон, в ответ на который она засмеялась от радости. Мама учила ее делать книксен, когда мимо проезжает карета сквайра. Она продемонстрировала свое умение, хотя и не слишком ловко. Теперь засмеялся он, и она решила, что это самый красивый мальчик на свете.
— Ты кто? — спросил он.
— Мое полное имя Катарина Хардэм, но все зовут меня Кейт, а моя мама приходит сюда шить, — выпалила она одним духом.
— Это экономка прислала тебя ко мне?
Она покачала головой, осознав, что, наверное, поступила неправильно.
— Мне надо вернуться назад. А то мама заругает.
Он шагнул к ней и протянул руку каким-то отчаянным жестом.
— Нет, не уходи! Останься, поговори со мной. Меня зовут Ричард — Ричард Кэррил. Я тут живу. Ты не представляешь, как одному скучно.
— Ты тут живешь? — повторила она, снова раскрывая глаза. — Значит, ты из господ, которым не нужно работать?
Он снова засмеялся, но тут же, зажав себе рот рукой, подбежал к двери и тревожно выглянул в холл.
— Мне сейчас следует учить уроки, — объяснил он. — Гувернер накажет меня, если я не выучу отрывок, который он мне задал.
— А кто это — гувернер?
Он объяснил с мягким терпением, которое ее очаровало. Деревенские мальчишки никогда с ней так не разговаривали. Он показал ей книгу, которую читал. Кейт с благоговением окинула взглядом полки с книгами всевозможных размеров, тянувшиеся вдоль стен от пола до самого потолка.
— И ты все их прочитал? — прошептала она.
Мальчик с улыбкой покачал головой.
— Но мой отец, я думаю, прочитал. Он все свое время проводит за книгами или за изучением астрономии. Это единственное, что его интересует.
— А твоя мама?
— Она умерла, когда я родился.
Кейт робко протянула руку и дотронулась до его щеки. Но тут на верхней площадке лестницы послышались голоса, и девочка, раскрасневшаяся, вылетела из библиотеки. Наказание она приняла безропотно. Она теперь постоянно думала об этом мальчике как о некоем чуде. И готова была рискнуть всем, чтобы увидеть его снова.
