— Вы соблазнили его обещанием руки и сердца, — продолжал тем временем Адриан. — Черт возьми, миледи, и вы еще смеете говорить о клятвах? Не в пример вам я очень хорошо помню те клятвы, которые вы давали мне. Помню слово в слово.
Он стал медленно приближаться к ней. Ей хотелось громко закричать и убежать, но она лишь плотнее прижалась к стене.
— Я помню все свои клятвы, — прошептала графиня.
Мак-Лахлан остановился в дюйме от нее, и она почувствовала жар его сердца, как будто уже была в его объятиях. Взгляд его золотистых глаз обжег Даниэллу, и она еще сильнее вжалась в стену, но Адриан был уже рядом. Он оперся рукой о стену, склонился к Даниэлле и холодно улыбнулся.
— Ах, миледи, знаете ли вы, что расстроило и напугало меня больше всего? — спросил он.
— Что? — поинтересовалась она, облизав пересохшие губы.
— То, что вы способны утверждать, будто наш брак незаконный. Я слишком хорошо помню нашу первую брачную ночь.
— Да! — закричала Даниэлла, вновь охваченная тревогой, так как Адриан осмелился подозревать ее в том, что она собиралась изменить ему с французом. Решив играть роль оскорбленной в своих лучших чувствах, она с обидой в голосе продолжала: — Вы угрожали доказать этому сброду, что наш брак настоящий! И после этого вы называете себя рыцарем! О каком рыцарстве может идти речь?..
— Я вообще редко говорю о рыцарстве. Я просто сказал этим дуракам, что понадобится повитуха, чтобы доказать им, что вы давно не девственница!
— Неужели вы могли бы…
— Я бы не остановился ни перед чем, миледи, чтобы доказать вашим ослепленным любовью французам, что вы являетесь моей законной женой. Однако сейчас пришло время преподать вам хороший урок!
Даниэлла тяжело сглотнула и, собираясь с силами, прищурилась.
— И что же вы собираетесь учинить, милорд тиран? — спросила она.
— Освежите вашу память, миледи жена. Я так редко исполнял супружеские обязанности, что вы, возможно, забыли о нашем браке.
— Этим вы ничего не докажете! — закричала она. — У меня хорошая память, и я ничего не забыла.
Даниэлла хотела сказать еще что-то, но в это время он сорвал с нее покрывало и бросил на пол. Она внезапно узнала яркий блеск его глаз, который вытеснил из них злость, и с тревогой затаила дыхание, вспомнив те времена, когда она стремилась к мужу, страстно его желала и все же…
Сейчас она не стремилась к нему и не хотела его. Возможно, страсть затаилась где-то в самой глубине ее души, потому что ее потеснили злость и ненависть. Адриан никогда не простит ей того, что она пыталась сделать, он будет долго об этом помнить, и она не представляет, чем все это кончится. Даниэлла стала женой Мак-Лахлана не по его собственному выбору. Ее память, особенно сейчас, была услужлива как никогда. Адриан даже представить себе не мог, насколько она все хорошо помнила. Перед ее мысленным взором прошла вся их совместная жизнь, наполненная болью, душевными страданиями, «черной смертью», столькими потерями для каждого из них.
— Нет… — прошептала она.
— Плевать мне на ваши возражения, — заявил он.
Даниэлла попыталась вырваться, но Адриан не отпускал ее.
— Я обязан напомнить вам, кто вы на самом деле!
— И кому я принадлежу?! — закричала она, всем своим видом выражая протест.
— Да, миледи, совершенно верно.
Его губы коснулись ее губ. Они были горячими, обжигающими, как и его глаза… Где-то в глубине ее естества эти губы пробудили искру желания, возбудили ее. Он гладил ее щеку, в то время как его губы и язык ласкали ей рот. Она закрыла глаза и несколько секунд ни о чем не думала.
Боже милостивый, ведь на этот раз он ни за что не простит ее!
Его губы перестали ласкать ее.
Даниэлла попыталась разорвать пелену тумана, застилавшую ей глаза, напомнив себе, что, насколько она знает Адриана, этот порыв нежности скоро снова сменится гневом и ей так или иначе придется расплачиваться за содеянное.
— Пожалуйста… — произнесла она, и сама удивилась тому, сколько мольбы она вложила в это слово.
Мак-Лахлан тоже немало удивился этому обстоятельству.
— Ах, леди, вы просите пощады, не так ли?
Прозвучавшая в его словах насмешка заставила ее посмотреть ему в глаза.
— Ни за…
— Ни за что на свете, — подсказал он ей.
— Вы — худший из мошенников! Я никогда ничего у вас не попрошу! — воскликнула она, сильно толкнув его в грудь и пытаясь вырваться.
Он сжал ее запястья. Его глаза снова загорелись огнем. Адриан и Даниэлла стояли, молча, глядя друг на друга, и тишину комнаты нарушали только их прерывистое дыхание да треск поленьев в камине.
— Клянусь Богом, миледи, сегодня вы доставите мне удовольствие. Я хочу повторения всего, что мне так хорошо запомнилось. Эти воспоминания жгут меня адским пламенем. Прошу вас не отказывать мне. Доставьте мне удовольствие — перестаньте злиться. Я требую этого! — жарко шептал он.
В следующую секунду она была уже в его объятиях; он взял ее на руки, положил на мягкую постель, которая словно ждала их все это время, и его горячее тело вдавило Даниэллу в прохладную шелковистость тонкого постельного белья. И снова его губы припали к ее губам. На этот раз его поцелуй был жадным, настойчивым. Она снова попыталась вырваться из его объятий, чувствуя, как его горячий влажный язык раздвигает ей губы, разжимает зубы, наполняет ее рот сладкой негой. Огонь страсти воспылал в Адриане, как никогда раньше. Его руки ласкали бедра и ягодицы Даниэллы, поднимаясь, все выше, пока не легли на ее груди и целиком не закрыли их. Даниэлла не шевелилась под тяжестью тела супруга, а его руки все продолжали гладить и ласкать ее тело. Губы, горячие и требовательные, припадали к ее губам с жадностью истосковавшегося по женщине человека. Он приподнялся над ней и стал срывать с себя тунику, затем нижнюю рубашку, причем с такой поспешностью, что разорвал ее, однако не обратил на это ни малейшего внимания. Даниэлла почувствовала, как бешено стучит ее сердце; так было с ней всегда, с того самого раза, когда она впервые увидела тело Адриана. Оно было бронзовым от загара, плечи и грудь покрыты шрамами, что не портило его, а наоборот, добавляло красоты и мужской привлекательности; его стальные мышцы были само искушение, отблеск огня из камина плясал на них, окрашивая их причудливым цветом.
Не следовало бы касаться его тела, сдаваться, сгорать в этом пламени…
Но она не устояла перед искушением, ибо он положил ее руку к себе на грудь, туда, где словно гром стучало его сердце. Даниэлла ощутила шелковистость его золотисто-рыжих волос, которые обильной порослью покрывали всю грудь. Она молча смотрела ему в глаза, когда он опустил ее руку вниз живота, и ее нежные, трепещущие пальчики коснулись его плоти, такой твердой и горячей, словно сам огонь. Тело Адриана содрогнулось, однако он продолжал спокойно смотреть на Даниэллу, а когда она отдернула руку, его пальцы сплелись с пальцами ее руки и на губах появилась кривая ухмылка.
