Элизабет Хойт - Обольстить грешника

— Чего вам надо?

Джаспер вгляделся в человека за решеткой: среднего роста, с приятным, но не запоминающимся лицом. Единственное, что выделяло его, — огненно-рыжие волосы. Торнтон, черт его подери, прекрасно знал, что ему надо: Джаспер не раз говорил ему об этом.

— Надо? Да ничего. Просто я проезжал мимо и увидел прекрасные виды Ньюгейта.

Торнтон усмехнулся, но по его лицу пробежала странная судорога, которую он не мог скрыть.

— Наверное, вы считаете меня каким-то придурком.

— Совсем не считаю. — Джаспер оглядел рваную одежду Дика, затем опустил руку в карман и вынул монету в полкроны. — Я думаю, ты сто раз насильник, врун и убийца, но только не придурок. Ты ошибаешься, Дик.

Торнтон, глядя, как Джаспер вертит в руках монету, облизнул губы.

— Так зачем вы пришли?

— О! — Джаспер поднял голову и рассеянно посмотрел на грязный потолок. — Я недавно вспоминал, как мы, Сэм Хартли и я, поймали тебя на крыше в верфях. Шел страшный дождь, Помнишь?

— Как не помнить.

— Тогда, может быть, вспомнишь и еще кое-что: ты поклялся тогда, что предатель не ты.

Глаза Торнтона хитро блеснули.

— Нечего и клясться. Я не предатель.

— В самом деле? — Джаспер отвел взгляд от потолка и посмотрел Торнтону в глаза. — Видишь ли, я все-таки думаю, что ты лжешь.

— Если я лгу, тогда я умру за мои грехи.

— Ты и так умрешь меньше чем через месяц. В законе говорится: «Приговоренные должны быть повешены в течение двух дней после вынесенного приговора». Боюсь, они очень строги в этом отношении, Дик.

— Ну, это если меня приговорит суд.

— Приговорит, — тихо сказал Джаспер. — Не сомневайся.

Торнтон помрачнел.

— Тогда зачем я должен вам что-то говорить? Джаспер пожал плечами:

— Тебе осталось жить еще несколько недель. Почему бы, не провести их с набитым желудком и в чистой одежде?

— За чистый камзол и я скажу тебе кое-что, — проворчал один из играющих в карты.

Джаспер не обратил на него внимания.

— Так как же, Дик?

Рыжеволосый Дик смотрел на него с ничего не выражающим лицом. Он подмигнул и неожиданно прижался лицом к решетке.

— Ты хочешь знать, кто выдал нас французам и их друзьям скальпоснимателям? Ты хочешь знать, кто залил землю кровью там, у этих проклятых водопадов? Посмотри на людей, которых поймали вместе с тобой. Среди них ты найдешь предателя.

Джаспер отшатнулся, как будто его ужалила змея.

— Это невозможно.

Торнтон с минуту смотрел на него, затем разразился резким лающим смехом.

— Заткнись! — раздался в соседней камере мужской голос. Однако Торнтон продолжал издавать эти странные звуки, и все это время его широко раскрытые глаза злобно смотрели в лицо Джаспера. Джаспер отвечал таким же упорным взглядом. Он понял: ложь или двусмысленная полуправда, больше он ничего не получит от Дика Торнтона. Ни сегодня, ни когда-либо еще. Он выдержал взгляд Торнтона и преднамеренно уронил монету на пол. Она закатилась в коридор — слишком далеко от камеры. Торнтон прекратил смех, но Джаспер уже повернулся и вышел из этого проклятого подвала.

В этот вечер Мелисанда сидела за обедом, состоявшим из вареной говядины, вареной моркови и вареного гороха. Это были любимые блюда ее брата Гарольда. Во главе длинного стола из темного дерева сидел Гарольд, а на противоположном конце его жена Гертруда. В комнате, освещенной всего лишь несколькими свечами, было полутемно, и в углах сгустились тени. Они, конечно, могли бы позволить себе и восковые свечи, но Гертруда была экономной хозяйкой и считала подобную трату излишней. Гарольд ее полностью одобрял. Мелисанда часто думала, что Гарольд и Гертруда идеально подходят друг другу: у них были одинаковые вкусы и мнения и они оба были довольно скучными людьми.

Она смотрела на свою порцию сероватой говядины и думала, как ей сказать брату и его жене о соглашении, заключенном с лордом Вейлом. При этом она осторожно отрезала маленький кусочек мяса, взяла его в руку и опустила ее под стол. Холодный носик прикоснулся к руке, и мясо исчезло.

— Мне так жаль, что я не была на свадьбе Мэри Темплтон, — со своего конца стола заметила Гертруда. Ее широкий чистый лоб портила ямочка между бровей. — Или, вернее, на несостоявшейся свадьбе, ибо я уверена: ее мать, миссис Темплтон, была бы мне признательна за мое присутствие. Многие, очень многие говорят, что я приношу успокоение и утешение людям в те минуты, когда счастье изменяет им, а миссис Темплтон именно сейчас изменило счастье, не правда ли? Можно даже сказать, что судьба обошлась с миссис Темплтон ужасно.

Она откусила крохотный кусочек вареной моркови и взглянула на мужа в ожидании подтверждения своим словам.

Гарольд кивнул. Он унаследовал от отца тяжелые челюсти и жидкие светло-каштановые волосы, скрытые сейчас седым париком.

— Эту девушку надо посадить на хлеб и воду, чтобы она образумилась. Отказаться от виконта! Глупость, вот это что. Глупость!

Гертруда подтвердила:

— Я думаю, она сошла с ума.

Гарольд оживился: его всегда патологически интересовали болезни.

— А безумие у них в роду?

Мелисанда почувствовала толчок в ногу и, опустив глаза, увидела выглядывавший из-под стола черный носик. Она отрезала еще кусочек говядины и опустила его под стол. И носик, и мясо исчезли.

— Не знаю, есть ли безумие в этой семье, но я бы не удивилась, если бы было, — ответила Гертруда. — Да, совсем не удивилась бы. Вот в нашей семьи не было безумных, но Темплтоны… Боюсь, они не могут сказать этого о себе.

Мелисанда очень жалела Мэри: ведь та всего лишь слушалась своего сердца. Думая о Мэри, она собирала вилкой горошины на краю своей тарелки. Чья-то лапа тронула ее колено, но на этот раз она оставила это без внимания.

— Я думаю, Мэри Темплтон влюблена в этого викария. Глаза Гертруды чуть не выскочили из орбит, как две вареные ягоды крыжовника.

— А я думаю, что это не так. А ты как полагаешь, мистер Флеминг? — обратилась она к своему мужу.