Мисс Виктория Гиван во сне перекатилась на спину, и во рту у него пересохло. Лямка ее рубашки соскользнула с плеча, открыв одну кремовую грудь, чтобы дразнить его.
Джон застонал и зажмурил глаза. Несомненно, он заслужил место среди святых за то, что не поддался импульсу. Небеса не стоят этого, прокричал ему дьявол, сидящий на плече.
Пропади оно все пропадом. Он нагнулся и поднял женщину на руки, чтобы отнести ее в комнату. Если он не может спать, то с таким же успехом может отдать ей свою кровать. Без бренди, которое могло подбодрить его, манеры герцога стали слишком покладистыми, и он пригласил трех мальчиков лечь в импровизированных постелях, которые хозяин гостиницы устроил в крошечной гостиной позади. К несчастью, он не знал, что мальчики производят так много шума, когда спят.
Виктория была такой мягкой в его руках. Так сильно отличалась от жестких углов, из которых, казалось, она состояла, когда бодрствовала. Сейчас девушка спала, словно медведь во время зимней спячки. Должно быть, это результат того, что в сиротском приюте она не один десяток лет спала рядом с толпой храпящих детей.
Его собственная жизнь проходила в совершенно противоположной манере. В полном одиночестве, по большей части. Ни братьев или сестер, ни матери. Только отец, который, хотя и был добр к нему, не слишком часто появлялся в их деревенском доме из-за требований, которые Лондон накладывал на его время. Но Джон научился получать удовольствие от мирного одиночества.
Она что-то пробормотала во сне, когда герцог положил ее на середину мягкой кровати, принадлежащей хозяину гостиницы. Он наклонился ближе, чтобы подоткнуть постельное белье вокруг ее тела, и услышал два треклятых слова. Ну, вообще-то, это было только одно слово… одно имя.
— О, Джон… — прошептала мисс Гиван со вздохом, устраиваясь поудобнее.
Он неловко, но решительно выпрямился. Нет. Его не одурачить, словно какого-то богатого юнца, впервые приехавшего в город, у которого еще молоко на губах не обсохло. Джон знал, что не стоит оказываться в подобных ситуациях с незамужними мисс в подобном, почти публичном месте. В последнее время он испытал на себе достаточно попыток увлечь его к алтарю.
В самом деле, только за последние три месяца обнищавший маркиз попытался тайком провести свою дочь в спальню Джона, а потом ему пришлось выпытывать правду у очень решительно настроенной вдовствующей графини, которая намеренно распустила скандальные слухи, связывающие ее с ним. Вдовушка сделала ошибку, полагая, что он свяжет себя узами брака с прелестной леди, с которой даже никогда не встречался — и все это во имя чести. Последнее событие стало причиной нового накала страстей в колонках сплетен.
Джон рассматривал лакомый кусочек, лежащий перед ним в лунном свете. Казалось, девушка вся состоит из мягких изгибов, розовой плоти и спутанных локонов темно-сливового оттенка. Он не смог устоять и коснулся этих темных распущенных волос такого оттенка, которого никогда не видел. Несомненно, они будут шелковистыми. Он погладил ладонью глянцевитые локоны, что заставило его наклониться чуть ближе к ее неотразимым губам.
Герцог закрыл глаза, чтобы не видеть этого, но его сознание отказывалось отпускать воспоминание об этой полной нижней губе под очаровательно изогнутой роскошной верхней. И внезапно он заметил, что вдыхает ее запах — аромат теплых, смятых роз. Он не смог остановить себя, даже если бы от этого зависела его жизнь, и наклонился ниже, следуя за нежным запахом.
А потом ему не захотелось пребывать в неведении относительно возможностей момента. Джон открыл глаза, только чтобы натолкнуться взглядом на выражение ее спящего, наполовину прикрытого лица. Мисс Гиван не произнесла ни слова, чтобы остановить его, и он продвинулся еще на дюйм вперед в ответ на ее молчаливое одобрение. На самом деле это будет всего лишь обещание… намек… привкус… поцелуя. Конечно же, все будет совершенно невинно. В конце концов, рядом, в комнатке, напоминающей шкаф, храпят мальчики. А на кухне — жена хозяина гостиницы.
Герцог провел губами по ее губам, из стороны в сторону, прикосновение было легким, как перышко. А затем он вдавил свою верхнюю губу в расщелину, где смыкались ее губы, и подразнил мягкость, которую обнаружил там. Девушка тихо вздохнула, и он едва сдержался, чтобы не заключить ее в объятия. Каждая его клеточка — хм, каждая клеточка его наиболее важных органов, главных для любого мужчины — пробудилась от этого чувственного звука.
А затем она снова прошептала это:
— О, Джон…
— Милая, — тихо ответил он, прокладывая поцелуями дорожку к чувствительному месту рядом с ее виском.
А затем, безо всякого звука и с быстротой лондонского карманника, мисс Гиван схватила его за ухо и заставила опуститься на колени.
— Что вы делаете? — прошипела она.
— Отпустите… мое… — прохрипел Джон.
— Я должна была знать, что вам не стоит доверять, — резким шепотом прервала она его. — Все мужчины — совершенные негодяи. Мой добрый друг всегда предупреждал меня, и я должна была прислушаться к его словам.
Он вырвался и с трудом встал, его тело попыталось и не сумело подстроиться под полное изменение намерений.
— А все женщины непостижимы.
— Что ж, с вашей стороны не очень вежливо так говорить, учитывая, что я только что проснулась и обнаружила себя в вашей кровати. Вы пытались навязать мне свое внимание.
— Нет, я предлагал вам то, что, как мне показалось, вы просили, — выдавил герцог сквозь стиснутые зубы. — Когда леди шепчут мое имя посреди ночи, то можно прийти к определенным выводам.
— Я не делала ничего подобного. Я крепко спала.
Он пристально посмотрел на нее.
— Полагаю, вы не собираетесь предлагать, чтобы я поступил как благородный человек?
— В самом деле, я так и сделаю. — Виктория отбросила за спину великолепную гриву волос. — Убирайтесь отсюда. Или, возможно, для вас будет лучше подождать здесь, пока я срежу прут и отстегаю… ш-ш-ш, вы что, смеетесь?
— Так вы не станете поднимать крик и требовать брачного предложения перед владельцем гостиницы и его женой?
— С какой стати я захочу выйти за вас замуж, мистер Варик? — прошипела она. — И я попрошу вас понизить голос, если вы не хотите кого-нибудь разбудить.
— Итак, вы равнодушны ко мне?
— Абсолютно.
— В самом деле? И какие же мужчины вам нравятся? Несчастные бедняги, которые будут пресмыкаться у ваших красивых ног?
— Нет. Покладистые бедняги с лучшими, чем у вас, манерами.
Герцог потер ноющее ухо.
— Прошу прощения. Мне говорили, что, фактически, я — что-то вроде желанного приза, если так выразиться.
