Эта комедия долго не протянется. Саммер по необходимости заняла место судомойки в доме Пимбершэма: иначе ей не удалось бы попасть в этот беспорядочно построенный, пахнущий плесенью старый дом.
Привлечь внимание Пимбершэма оказалось совсем нетрудно. Он заметил ее почти сразу же. К концу первой недели он уже дважды зажимал ее в углу, делая гадкие намеки, давая волю рукам: то ущипнет там, то погладит тут. Девушка терпеливо сносила домогательства и кокетливо играла роль распущенной дурехи, поражаясь, что мать терпела его прикосновения.
Как Глорвина допустила это? Никакое богатство не стоит души человека, его гордости, чувства собственного достоинства. Вот она, основная черта всех аристократов: они покупают сердца с такой же легкостью, как другие покупают безделушки, я выбрасывают их, когда попадается что-нибудь получше.
Мысль о мщении не покидала девушку уже полгода, с момента ее приезда в Пимсбери Холл. Особенно ее поразило то, что Пимбершэм похоронил ее мать в общей могиле для нищих, поскупившись даже на надгробный камень.
Добравшись до конца лестницы, Саммер отдышалась и разгладила крахмальный форменный передник поверх черной юбки форменного платья. Закусив нижнюю губу, она постаралась спрятать медные локоны под чепец, прислушиваясь к тревожной тишине, которой теперь научилась бояться. Там, где был шум, были и люди: другие слуги, друзья. Они знали Пимбершэма и раскусили его планы даже раньше, чем сама Саммер. Они и предупредили девушку, как опасно оставаться со стариком наедине – если, конечно, она не готова принять его ухаживания.
К счастью, Саммер подружилась с Софи Фэйрберн, которая по иронии судьбы служила личной горничной ее матери. Софи жаждала богатства, была готова на что угодно, лишь бы не упустить своего шанса. Она не останавливалась даже перед постельными сценами с «похотливым старикашкой», как она характеризовала хозяина.
– Но как ты можешь? – спросила у подруги Саммер, стараясь уразуметь, что именно заставляло ее мать терпеть унижения. – Нет ничего дороже чувства собственного достоинства. Ни деньги, ни крыша над головой не заставят женщину забыть, что ей пришлось продать душу и тело, чтобы получить их. Я скорее сгнию в канаве или умру с голода, чем отдам свою плоть какому-то… АРИСТОКРАТУ! – Она выплюнула это слово, как будто оно имело мерзкий привкус. – Софи, зачем ты позволяешь пользоваться собой этому старому ублюдку?
– А почему бы и нет? – удивилась Софи. Губы ее сжались слишком плотно, чтобы это походило на настоящую улыбку. – Что еще у меня есть? Кроме того, это лучше, чем оказаться на улице. Если не веришь мне, ласточка, прогуляйся-ка по лондонскому Ист-Энду. Я не уговариваю тебя уступить старому стервятнику. Наоборот, я советую тебе держаться от него как можно дальше. Ты славная девочка и я хотела бы помочь тебе как можно дольше оставаться такой же.
Слова подруги, тронули Саммер, и невольно для себя она открыла Софи, что Глорвина – ее мать. Это признание заставило Софи мягко улыбнуться. Она давно обо всем догадалась, несмотря на то, что, появившись в Пимсбери Холл, Саммер назвалась Синтией Райли. Неопытную девушку выдало ее бесконечное любопытство ко всему, что касалось ее матери. От Софи она узнала, что друзья Пимбершэма не приняли Глорвину и оскорбляли ее, что не мешало той невзирая ни на что оставаться доброй и внимательной ко всем, даже к прислуге.
– Лучшей госпожи у меня никогда не было, – утверждала Софи, кладя руку на плечо Саммер.
Однажды, три недели назад, Софи примчалась к Саммер по черной лестнице, размахивая зажатой в руке бумагой и пританцовывая на цыпочках.
– Я уезжаю! – вскричала Софи и безудержно расхохоталась.
Вглядываясь в раскрасневшееся лицо Софи, Саммер спросила, крепко держа в руках ночной горшок:
– Что ты говоришь? Уезжаешь? Куда? С кем?
– Я вышла замуж, – прошептала та едва слышно. – Можешь представить?
– За кого? – испуганно поинтересовалась Саммер, стараясь скрыть панику. – Когда?
– Час назад! – потрясая бумагой, Софи продемонстрировала подруге внушительную подпись, стоявшую внизу листа. – Перед тобой жена фермера-овцевода! Я взяла и вышла за фермера – сама не знаю какого… Брак по доверенности. Через две недели с небольшим я отправляюсь в Новую Зеландию.
– Передо мной сумасшедшая! – ахнула Саммер. – Как ты могла взять и выйти замуж за человека, которого даже не видела! Новая Зеландия! Где, к дья…
– Спокойней! – предостерегла Софи.
– Может, он извращенец, – не унималась Саммер, округляя глаза.
– Извращенец? – подмигнув, Софи озорно улыбнулась подруге. – Разве нам с тобой уже не приходилось иметь дело с извращенцем, ласточка?
– Здесь что-то не так, – настаивала Саммер. – Иначе зачем нормальному фермеру из Новой…
– Зеландии. Кажется, это где-то рядом с Австралией.
– Почему бы ему самому не найти себе жену?
– В Новой Зеландии женщины – редкость. – Софи потрепала Саммер по щеке. – Все в порядке, ласточка.
– Нет, – не сдавалась Саммер. – Выходить замуж за человека, и даже не знать, как его зовут?..
– А я знаю. – Софи подняла документ повыше. – Здесь написано: – я – миссис… – она заглянула в бумагу, Николас Уинстон Сейбр, эсквайр. Черт побери, знакомое имя… Хотя!.. Какая разница! Наконец-то я заполучила мужа и свой собственный дом… Что еще нужно девушке, спрашиваю я?
– Софи!
– Тш! Я еще не сказала об этом старому пьянчуге. И не собираюсь, до самого отъезда, иначе он зажилит мое жалованье.
Она следом за Софи Саммер спустилась по лестнице и пересекла кухню, чувствуя, как на нее наваливается неизвестность. Молчание тянулось довольно долго.
– Послушай моего совета, – произнесла, наконец, Софи. – Беги от этой старой крысы как можно раньше… Знай, он начнет за тобой ухлестывать как только я уеду, попомни мои слова.
– Я… Я не могу, – ответила Саммер, решительно мотая головой. Софи посмотрела на нее так пристально, с такой материнской заботой, что Саммер вспомнилось ее детство.
– Послушай, – начала Софи, – я не знаю, зачем ты приехала сюда. Может, это не мое дело, но я хочу тебе сказать, – она взяла Саммер за подбородок. – Былого не воротишь, девочка. Что было, то прошло…
Вот как развивались отношения Саммер с подругой. И сейчас, отнеся поднос с чаем в салон, к счастью, у Пимбершэма кто-то был в гостях, она не могла не думать о том, как несчастна была ее мать в этих неприветливых стенах. Мысли девушки зашли в тупик: ей надо торопиться, если она все еще собирается отомстить Пимбершэму. Но как? Она неспособна на убийство.
Матери уже не вернуть… Толкнув дверь комнаты Софи Саммер увидела, что та, рыдая, склонилась над раскрытым дорожным саквояжем. Подбежав к подруге, девушка села рядом на кровать и постаралась угадать причину такого сильного горя.
