Аббат Вермон прилагает все усилия, чтобы я научилась разбираться в столь высоких материях, но, должна признаться, более всего меня занимает французская мода.
Каждую неделю я получаю из Парижа новую дюжину кукол, одетых в платья, которые будут в моде следующей весной. Предполагается, что, глядя на них, я буду составлять собственный гардероб.
Карлотта ужасно ревнует. Ее приданое умещается всего в десяти сундуках, тогда как для моего, по словам матери, их потребуется не менее сотни. Я усадила своих кукол под окнами нашей спальни и каждое утро после мессы и занятий с аббатом Вермоном расхаживаю перед ними, воображая, что это придворные дамы, которые кланяются мне.
7 сентября 1769 года.
Несколько дней тому мы приехали сюда, в Грейфельсбрюнн, один из наших охотничьих замков. Мой брат Иосиф – великий охотник, и мать всегда сопровождает его и других дворян в карете. Каждый вечер добытых на охоте животных выкладывают на траве во дворе замка, чтобы все могли полюбоваться ими. Здесь и олени, и вепри, и туры. Их рога и клыки тускло сверкают в неверном свете факелов.
А мы с Карлоттой подолгу гуляем. В лесу воздух свеж и прохладен, и листья на огромных деревьях уже меняют окраску, становясь золотисто-алыми.
Я подрастаю и становлюсь выше. Недавно Софи измерила мой рост. Кроме того, я прибавила в весе, и портным в Париже, которые готовят мой гардероб, было приказано делать лифы моих платьев более глубокими и широкими.
Я расту, но генерал Кроттендорф еще не прибыл (в моей семье генералом Кроттендорфом именуется менструальный цикл у женщин). Мать даже начала волноваться по этому поводу, поскольку я не могу выйти замуж, не будучи созревшей для того, чтобы иметь детей, а ведь мне предстоит через семь месяцев отправиться во Францию. Генерал впервые навестил Карлотту, когда ей было четырнадцать. А Джозефе он нанес визит, когда той исполнилось пятнадцать.
Я очень надеюсь, что упражнения, которые я делаю здесь, в Грейфельсбрюнне, возымеют действие, и я стану совсем взрослой. Я отправляюсь кататься верхом с матерью или Карлоттой, а потом чувствую себя полной сил и непонятных желаний. Я стала часто задерживаться в конюшне, чтобы увидеть Эрика хотя бы издалека. Я никому не говорила о том, что он поцеловал меня, хотя сама часто думаю об этом. Я хочу вновь остаться с ним наедине, чтобы он опять поцеловал меня.
Я знаю, что отец Куниберт не одобрил бы моего поведения, особенно теперь, когда я обручена с принцем Людовиком. Но я ничего не могу с собой поделать. Меня обуревают доселе неизвестные мне чувства.
10 сентября 1769 года.
Мы по-прежнему остаемся здесь, в Грейфельсбрюнне, и сейчас за окнами стоит теплая осенняя ночь. Идет небольшой дождь. Я в комнате одна, Карлотта заболела, и нынче утром матушка отправила ее обратно в Шенбрунн, чтобы доктор Ван Свитен осмотрел ее.
Сегодня я ездила кататься верхом с Эриком. Я собиралась поехать на прогулку одна, поскольку Карлотту увезли, а остальные отправились на охоту, но старший конюший остановил меня и сказал, что в лесу одной опасно и мне нужен сопровождающий. А потом он приказал Эрику ехать со мной.
Сердце учащенно забилось у меня в груди, но я постаралась ничем не выдать радости. Эрик привел коня, вскочил в седло, и мы поехали.
Я предложила ему скачки наперегонки и выиграла – конечно, он поддался мне, я не сомневалась в этом. Мы промчались через лес и выехали на берег спокойного зеленого озера. Я еще никогда так далеко не отъезжала от замка и даже не подозревала о существовании этого озера.
Эрик спрыгнул с коня, а потом помог спешиться мне. Оказавшись в его сильных и горячих руках, я почувствовала, как от счастья у меня закружилась голова.
Мы повели лошадей на поводу по берегу озера. Вокруг стояла тишина, темная прозрачная вода оставалась спокойной и неподвижной, а на дальнем берегу стеной высились украшенные золотистой листвой клены. Затянутое тучами небо хмурилось, и вскоре поверхность воды вспенили первые капли дождя.
– Сюда, ваше высочество, давайте укроемся здесь, – сказал Эрик, увлекая меня в чащу.
Дождь пошел сильнее, и моя юбка промокла и запачкалась. Что до туфель, то их, похоже, можно было выбрасывать.
Перед нами открылся скалистый уступ, в котором виднелся темный провал пещеры, и я потянула Эрика туда. Внутри было тихо, слышался только шум дождя. Я смотрела на Эрика, мне очень хотелось, чтобы он поцеловал меня, и я раздумывала, достанет ли у меня смелости первой сделать шаг.
– Ваше высочество, – негромко сказал он, – я умираю от желания обладать вами. Но я не должен… то есть мы не должны делать этого.
– Еще только один раз, – взмолилась я. – И больше никогда.
Я опустилась на мягкий мох и притянула его к себе. А потом он целовал меня снова и снова, и я думала, что хочу умереть, – такая невыразимая радость и счастье охватили меня. Мы целовались и целовались без конца, но и только. Между нами не было ничего такого, что отец Куниберт называет прелюбодейством.
Эрик был очень нежен, он признался, что уже давно любит меня. Он сказал, что я очень красивая и добрая и что он недостоин держать стремя моей лошади, не говоря уже о том, чтобы стать моим возлюбленным. Он признался, что встречается с девушками из замка, горничными и кухарками, и что он спит с ними время от времени, и что однажды он занимался любовью с замужней женщиной старше себя, которая входила в число фрейлин моей матушки.
– И которая же это? – пожелала узнать я, но он не ответил.
– Ваше высочество, – сказал он спустя долгое время, встав на ноги и помогая мне подняться с земли. – Вы еще слишком молоды и слишком высокородны, чтобы влюбиться в простого слугу. Вы должны сберечь свое желание для супруга.
Признаюсь, что в тот момент я заплакала, вспомнив присланный мне портрет принца Луи.
– Но он уродлив! – вскричала я. – Он страшен, как смертный грех!
Эрик рассмеялся:
– Страшен или нет, но он станет великим королем.
– Но для меня это не имеет никакого значения. – Не успели слова эти сорваться с моих губ, как я поняла, что это неправда.
– Зато для вашей семьи это имеет очень большое значение.
Мне хотелось, чтобы этот замечательный, волшебный осенний день никогда не кончался. Мы медленно возвращались верхом в замок, а когда, наконец, оказались в конюшне, Эрик с необычной заботливостью помог мне спешиться. Он взял мою руку и поцеловал ее.
– Вы высочество, – пробормотал он, кланяясь, и повел лошадей в стоило.
Я же направилась в замок, вполне сознавая, что юбки мои промокли и запачкались в грязи, а прическа, которую соорудила Софи нынче утром, в полном беспорядке.
