– Я знаю, вы не будете возражать против моего обращения к данной теме, хотя это и должно быть для вас болезненно, – заявил он. – Возможно, мне следует упомянуть, его светлость оказал мне честь своим доверием, чувствуя, как я понял, что слова человека в моем положении могут иметь для вас значение.
– О конечно! Я уверена, так и должно быть, – ответила Эстер тоном, полным сознания вины.
– Но, – сказал мистер Уайтлиф, расправляя плечи, – я считаю себя обязанным сообщить его светлости, что не могу принять на себя роль адвоката сэра Гарета.
– Как это смело с вашей стороны, – вздохнула Эстер. – Я так рада, потому что совсем не хочу это обсуждать.
– Действительно, для вас это должно быть невыносимо. Однако позвольте мне сказать, леди Эстер, что я горжусь вами за такое решение. Она посмотрела на него с некоторым удивлением.
– Боже мой, правда? Представить не могу, почему.
– Вы нашли в себе мужество отказаться от партии, имеющей только светское великолепие. Партии, которая, осмелюсь сказать, была бы желанна для любой дамы, менее возвышенной, чем вы. Позволю себе заметить, вы поступили именно так, как следовало: я убежден, ничего, кроме несчастий, не может принести союз между вами и светским бездельником.
– Бедный сэр Гарет! Вы правы, мистер Уайтлиф: я была бы для него такой смертельно скучной женой, не правда ли?
– Мужчина его фривольных вкусов может так считать, – согласился он. – Для человека с более серьезным характером, однако, .. Но об этом я более не должен говорить в данный момент. Затем он поклонился, глядя на нее очень выразительно, и удалился, оставив у Эстер ощущение, среднее между желанием смеяться и оцепенением. Ее невестка, не преминувшая заметить эту беседу с другого конца Длинной галереи, где компания собралась после обеда, позднее прямо спросила Эстер, о чем был разговор.
– Если у него хватило наглости говорить с тобой об этом предложении, которое получил твой отец, я надеюсь, ты его хорошенько осадила, Хетти! Какая самонадеянность! Но послушай, я уверена, что это с папиного подстрекательства. Заверяю тебя, я ему сказала без обиняков, что в данном случае бесполезно пускать ищеек по следу, – Спасибо, ты так добра. Но мистер Уайтлиф не пытался меня убедить. Правда, он сказал, будто ответил папе, что не станет, и это я считаю очень мужественным с его стороны.
– А, вот из-за чего лорд Бранкастер угрюм, как медведь. Вот что я тебе скажу, Хетти: ты хорошо сделаешь, если примешь предложение Ладлоу прежде, чем Видмор вобьет твоему отцу в голову, что ты собираешься выйти замуж за нищего пастора.
– Но я не собираюсь, – ответила Эстер.
– Господи, я знаю это! Но у меня есть глаза, и я вижу, что Уайтлиф становится особенно настойчивым в своем внимании. Дьявольщина в том, что Видмор тоже заметил это, и ты же знаешь, милочка, какой он упрямый… Твой отец такой же. Я не сомневаюсь, он сказал что-то, что тебя задело.
– О нет, – спокойно ответила Эстер.
– Во всяком случае, он сказал тебе, что Ладлоу все еще горюет по этой девушке, с которой он был помолвлен черт знает сколько лет тому назад, – бестактно сказала леди Видмор. – Послушайся моего совета, не стоит обращать на него внимания Никогда не видела человека, менее грустного, чем Ладлоу.
– Да, действительно. Или менее влюбленного, – заметила Эстер.
– Ну и что? Вот что я тебе скажу, Хетти: не та уж часто люди в нашем положении женятся по любви. Посмотри на меня! Не полагаешь ли ты, что я когда-нибудь была влюблена в бедного Видмора! Никогда, не больше, чем ты, а когда мне было сделано предложение, я согласилась, потому что нет ничего хуже для женщины, чем остаться неустроенной.
– К этому привыкаешь, – сказала Эстер. – Ты можешь поверить, Алмерия, что сэр Гарет и я можем… можем подойти друг другу?
– Господи, конечно! Почему бы нет? Если бы такой шанс выпал мне, я бы из шкуры выскочила, чтобы его ухватить! – откровенно ответила леди Видмор. – Я знаю, ты его не любишь, но какое это имеет значение? Обдумай это хорошенько, Хетти! Вряд ли ты получишь другое предложение, во всяком случае, такое привлекательное, хотя осмелюсь заявить, Уайтлиф подымет этот вопрос, как только получит повышение. Возьмешь Ладлоу, и ты получишь хорошее состояние, первоклассное положение и приятного мужа в придачу. Откажешь ему, и кончишь свои дни старой девой, не говоря уж о том, что будешь должна вечно выслушивать упреки отца и Видмора, если я только что-либо понимаю в этом деле. Эстер чуть заметно улыбнулась.
– К этому привыкаешь. Я иногда думаю, что когда папа умрет, я могла бы жить в маленьком домике сама по себе.
– Ну этого у тебя не получится, – колко заметила леди Видмор, – в тебя вцепится твоя сестрица Сьюзан, могу поручиться! Ее очень устроит иметь тебя при себе обслуживать ее тупых отпрысков. И Видмор сочтет, что все устроилось как нельзя лучше, так что от него ты поддержки не получишь, так же как и от Гертруды или Констанции. И не воображай, что ты сумеешь устоять перед ними, потому что у тебя нет и на полпенни храбрости. Если ты хочешь иметь свой дом, бери Ладлоу и благословляй свою удачу, потому что других возможностей у тебя не будет! С этими ободряющими словами леди Видмор удалилась в свою спальню, остановившись по дороге, чтобы известить своего мужа, что если он и его отец смогут придержать языки, она полагает, что дело сделано. Леди Эстер, когда горничная была отпущена, с печи потушены и занавеси у кровати опущены, уткнулась лицом в подушку и тихо плакала, пока не уснула.
Через три дня сэр Гарет в счастливом неведении о состоянии несчастной нерешительности, в которое его предложение привело его избранницу, выехал из Лондона и не спеша продвигался по направлению к Кембриджширу. Он сам управлял двухколесным экипажем, запряженным парой отлично подобранных серых лошадей, и прервал путешествие в доме своих друзей в нескольких милях от Балдока, где он остановился на двое суток, чтобы дать отдых лошадям. Он взял с собой своего старшего конюха, а не камердинера: обстоятельство, которое вызвало скорее негодование, чем удивление этого исключительно искусного джентльмена. Сэр Гарет, принадлежавший к кругу коринфян, всегда очень хорошо одевался, но был способен достигнуть желаемого эффекта без помощи гения, отвечающего за его гардероб и мысль, что чужие руки утюжат его костюмы и наводят недостаточно хороший блеск на его гессенские сапоги, не причиняла ему ни малейшего страдания. В Бранкастер Парке его ждали не ранее вечера, но поскольку стоял июль и погода была знойной, он начал остаток путешествия пораньше, ехал, не подгоняя лошадей, и остановился, чтобы их покормить, примерно через двадцать миль в деревушке Какстон. Местечко могло похвастаться лишь одним постоялым двором, и то весьма скромным; и когда сэр Гарет не спеша вошел в кофейню, он обнаружил хозяина, поглощенного, как казалось, горячим спором с юной леди, одетой в платье из муслина с веточками, в соломенной шляпке, кокетливо повязанной поверх массы блестящих черных локонов. Хозяин, обнаружив на своем пороге очевидного представителя благородного звания, без церемоний оставил даму и с поклоном шагнул вперед, справляясь, чем он может иметь честь служить вновь прибывшему.
