При одной мысли об этом душа Майкла наполнилась тихой радостью. А он-то считал это почти нереальным, поскольку оба они были ослаблены многомесячным пребыванием на море…
Никогда еще Майкл не испытывал ничего похожего на свое теперешнее состояние. Прежде он просто не знал, что такое любовь, и всегда презирал людей, поддающихся на эту приманку; но сейчас ему стало ясно, что правда именно за ними. Радости, которые дарила любовь, с лихвой окупали жертвы. Не важно, что в этот миг он не мог говорить вслух о своих чувствах – любовь уже обвила его сердце своими нежными щупальцами, и единственным препятствием, которое могло разомкнуть их, оставалась только смерть.
Майкл присоединился к остальным морякам, ожидавшим в лодках сигнала к отправке на «Доблестную Елизавету», готовую дать им защиту и убежище.
Он не сомневался, что Аннелиза придет на бал, и он тоже будет там.
По возвращении на Лонтар, немного передохнув, Аннелиза переоделась и вышла к ужину. К этому времени она уже успела убедить себя, что английский офицер в порту Банда-Нейры не мог быть Майклом Роулендом, и теперь находилась в состоянии глубокой апатии: только что пережитое волнение лишь еще больше убедило ее, что Майкла она больше никогда не увидит.
Всему виной ее больное воображение. Улыбнулся, подмигнул… Она проглотила комок в горле.
– Мне не понятно, Аннелиза. – Раскатистый голос Питера прервал ее размышления. – Неужели это небольшое путешествие так тебя утомило?
– Я… я привыкла к домашней обстановке. Здесь тихо и прохладно. Ветерок продувает. А в порту было душно и столько людей, впечатлений, что сразу всего не охватишь.
Она мысленно отругала себя. С одной стороны, ей было стыдно за ложь – а за последнее время она лгала больше, чем за всю предшествующую жизнь, с другой – ее оправдания выглядели малоубедительными. Можно было придумать что-нибудь поудачнее, чем ссылки на погоду. Да и сколько можно убиваться из-за банального дорожного романа! Это несправедливо, даже непорядочно по отношению к Питеру, и самой ей не на пользу.
Но неужели она каким-то образом выдала свою тайну?
– Ты живешь здесь почти три недели, – продолжал между тем Питер. – Твоя горничная сказала мне, что у тебя за все это время ни разу не было месячных. Ты помнишь, когда это происходило в последний раз? – Он произнес свой вопрос с совершенно невозмутимым видом, как будто обсуждение подобных проблем было самым подходящим занятием за обеденным столом.
Аннелиза почувствовала, как ее начинает бить озноб. Столько ночей она провела в молитвах, надеясь, что носит в себе ребенка, но ей никогда не приходило в голову подсчитывать дни. И все же ей не стоило большого труда ответить на вопрос мужа: с того времени прошло уже почти шесть недель.
Сомнений не оставалось – она беременна. Как раз в эти минуты ребенок Майкла Роуленда потихоньку подрастал в ее чреве.
Конечно, не следовало отвергать и другой возможности – ребенок мог быть результатом трудов Питера Хотендорфа. Однако в первую брачную ночь самая упрямая часть ее разума по-прежнему цеплялась за предположение о том, что Питеру так и не удалось исполнить свои супружеские обязанности. И все же… Питер ни за что на свете не стал бы так ликовать по поводу состоявшегося зачатия, если бы не был уверен, что это произошло от его семени.
Конечно, ей следовало немедленно выложить все мужу, но что-то внутри ее призывало молчать. Может быть, это даже лучше, что до поры до времени она не будет знать правды, – зачем лишать себя чудесной возможности помечтать о ребенке от человека, которого она любила. А потом младенец станет для нее напоминанием о страсти и счастье, принадлежавших ей в течение такого короткого времени.
Теперь она поняла, почему ее мать так упорно боролась за своего ребенка и предпочла одна воспитывать незаконнорожденную дочь, вместо того чтобы за видимостью приличия скрывать свой грех до конца жизни. Аннелиза могла поступить так же: убежать куда-нибудь со своим крошечным ребенком с золотистыми глазками и радоваться каждую минуту, видя, как он растет, зная, что Майкл – его отец.
Неожиданно у нее в памяти всплыла женщина, привязанная к столбу и лишенная возможности догнать своих детей. И тут в голове Аннелизы мелькнула страшная мысль – она совершенно забыла о навязчивом желании Питера и его одержимости. Кто бы ни был в действительности отцом ее сына или дочери, по закону родительские права останутся за ним, и ребенок будет носить его имя.
– Однако, как я вижу, возможность появления ребенка тебя не очень-то радует, – заметил Питер. – Сегодня в бухте мне показалось, что ты была по-настоящему счастлива. Я даже подумал, что ты начинаешь привыкать к нашей жизни…
Питер устремил взгляд поверх ее плеча на портрет Хильды. Нетрудно было представить, как он жалел, что любимая первая жена не сидит сейчас напротив него и что не ей он обязан счастливой возможностью отцовства.
Именно в этот момент Аннелиза почувствовала, как никогда не угасавшая в ней искорка независимости превратилась в пламя. Теперь она была уверена, что всегда будет любить Майкла, какой бы тусклой и безрадостной ни была ее дальнейшая жизнь. Что касается мужа, он оказался мудрее ее, угадав с самого начала невозможность взаимной любви между ними.
– Вы никогда не станете любить меня, как Хильду, и вы гораздо больше радовались бы первенцу, если бы его родила она.
– Не тебе судить об этом. Хотя, разумеется, моя преданность первой жене отличается от отношения к тебе.
Питер отпихнул от себя тарелку и круто повернулся в кресле, словно ему было невмоготу видеть Аннелизу на том месте, где должна была бы сидеть Хильда.
В этот вечер Мару, как обычно, расчесывала ей волосы перед сном. Прежде чем служанка успела заплести их в косы, чтобы уложить венцом на макушке, в спальню вошел Питер.
– Оставь нас! – Он взмахом руки показал Мару на дверь. В ту же секунду на пороге появилась Тали, готовая отвернуть одеяло и задернуть шторы, однако Питер повторил свой жест, и она удалилась вслед за первой служанкой.
Аннелиза еще не успела застегнуть пуговицы ночной рубашки, поэтому шея и грудь оставались обнаженными. Она взялась за ворот и соединила его края, но ничего не могла поделать с добросовестно расчесанными волосами, которые, огибая плечи, спускались по спине до талии. Подобного беспорядка Питер еще никогда не видел. Судя по тому, как презрительно прищурились его глаза, ему было неприятно, что он застал ее в таком неопрятном виде.
Аннелиза, в свою очередь, почувствовала что-то близкое к отвращению. Если она действительно беременна, то в определенном смысле ее долг перед ним выполнен. Сейчас ей безумно хотелось побыть одной: просто посидеть несколько секунд, приложив ладони к животу, и представить, как чувствует там себя ребенок Майкла.
