– Я убежден, что и в Англии есть люди, которые мечтают отстранить меня от власти.
Я даже рассмеялась – такими нелепыми показались мне его опасения. Но король мрачно продолжил:
– Я чувствую, что нас ожидают тяжелые испытания. Шотландия…
– Не говорите мне об этой ужасной стране, – перебила я. – Шотландцы – причина всех наших бед.
Карл согласился со мной и добавил:
– Пуритане – люди особенные. Ведь они не просто хотят избавиться от меня и посадить на британский престол своего ставленника. Похоже, они вообще против того, чтобы над ними был король. Эти сектанты желают сами править государством.
Но я продолжала смеяться, и Карл тоже сделал попытку улыбнуться.
– Что за странная мысль? – говорила я. – Все монархи – помазанники Божии, власть над людьми дана им свыше, а на что способны эти вечно угрюмые, одетые в черное пуритане с их смешными, стриженными в кружок волосами?
Господи, как же наивна я была! Если бы мы с Карлом проявили тогда чуть больше осмотрительности, нам бы удалось избежать многих грядущих бед.
Но в то время меня больше всего волновало положение, в котором очутилась моя бедная матушка.
Карл прекрасно понимал, что, с точки зрения политической, королеве Марии нельзя давать прибежище в Лондоне, но я-то хотела именно этого! Для меня была невыносима сама мысль о том, что моя мать станет скитаться по Европе в поисках приюта. Я очень сердилась на своего брата, который полностью подпал под влияние Ришелье и потому позволял ему так обращаться с нашей матерью.
Ей в конце концов было назначено денежное содержание, но более всего мой братец мечтал о том, чтобы бедняжка навсегда покинула Францию.
«Как же это ужасно, – думала я, – уезжать из своего дома, в котором прежде ты была полновластной хозяйкой!»
Пока же матушка моя находилась в Голландии, но агенты Карла доносили ему, что французская королева-мать собирается приехать в Англию.
– Полагаю, моим подданным это не понравится, – сказал Карл, с печалью глядя на меня. Он знал, что англичане недолюбливают меня – ведь я была чужеземкой и вдобавок католичкой. – К тому же наша казна почти пуста, и мы не сможем сделать так, чтобы Ее Величество ни в чем не терпела недостатка.
– Не волнуйтесь об этом, – ответила я. – Думаю, матушка будет рада и тому, что тут ее ждет сердечный прием.
Мой муж выглядел подавленным и растерянным, и я решила не говорить ему, что отлично осведомлена о поручении, данном им одному из своих верных людей. Этот человек был отправлен в Голландию с тем, чтобы отговорить мою мать от приезда в Лондон.
Разумеется, она догадывалась о том, что будет в Англии непрошеной гостьей, но полагала, будто я богата и независима. Ведь я была королевой! Может, до нее и доходили слухи о том, что в нашей стране сейчас неспокойно, но она не придавала им никакого значения, ибо привыкла не приноравливаться к обстоятельствам, но обстоятельства приноравливать к себе.
Мне не терпелось услышать от нее новости о новорожденном дофине. Ведь Анна Австрийская после долгих лет бесплодия наконец-то произвела на свет мальчика.
Впрочем, я понимала доводы Карла, не желавшего видеть мою мать при своем дворе, и потому решила склонить его к тому, чтобы он позволил королеве приехать к нам ненадолго, – всего лишь погостить. В душе же я надеялась, что она останется у нас навсегда, ибо очень нуждалась в ее жизненном опыте и советах.
Но внезапно мы получили из Голландии удивительное известие. Моя мать отбыла из этой страны, и ее корабль вот-вот пристанет к английским берегам. В плавании ее сопровождает свита из ста шестидесяти человек и множество слуг; вдобавок она прихватила с собой шесть экипажей и семь десятков лошадей.
Все это могло означать лишь одно: французская королева-мать намеревалась надолго обосноваться в Англии.
Карл был в полнейшем замешательстве.
– Как же так?! – в отчаянии восклицал он. – Ведь я же не приглашал ее! Она едет сюда незваной!
Я прекрасно понимала, что он уже прикидывает, во сколько обойдется нам содержание ее двора, и мне было больно видеть его таким расстроенным. Я подошла к нему и с мольбой в глазах произнесла:
– Прошу вас, не волнуйтесь, друг мой. Вы не можете не принять ее. Ведь она моя мать!
В то время я снова носила под сердцем ребенка, и потому муж очень боялся обеспокоить меня. Правда, он все-таки завел речь о деньгах и о том, как отнесутся его подданные к приезду еще одной француженки, но в конце концов сдался и даже пообещал оказать ей почести, каких требовало ее высокое королевское положение. Пока же я получила три тысячи фунтов на обустройство ее покоев и на покупку новой мебели.
Я крепко обняла его, расцеловала и сказала, что он самый замечательный муж на свете и что я горжусь им. Еще я прибавила, что моя мать будет счастлива узнать, как мы любим и уважаем друг друга.
Итак, я вернулась в Сент-Джеймс, где жили мои дети, и самолично выбрала там пятьдесят комнат, предназначенных для королевы-матери и ее приближенных.
Я должна была разрешиться от бремени спустя четыре месяца и потому быстро уставала, однако лично следила за работами в покоях моей матери. Я так мечтала поскорее обнять ее!
Дети, узнав о приезде бабушки, очень обрадовались и тоже с нетерпением ожидали ее. Карлу было уже восемь лет, и он походил на своего деда. Из-под темной челки глядели такие пытливые глаза, каких мне не приходилось видеть ни у одного ребенка. Мэри, годом младше брата, была совершенно прелестна, как и наш третий отпрыск – Джеймс; Елизавете только-только исполнилось три года, а Анна была еще совсем малютка. Через несколько месяцев после ее рождения я вновь забеременела.
Я очень гордилась своей здоровой натурой и тем, как пылко любил меня Карл. Мне не было еще и тридцати, и я часто задавала себе вопрос, скольких детей суждено мне родить. Однако беременности утомляли меня, и нередко я чувствовала себя совсем разбитой!
И все же, забыв о своем состоянии, я старательно готовилась к приезду матушки. Меня обрадовало известие о том, что королеву-мать лондонцы встретили приветственными кликами. Городские улицы были украшены штандартами, и сам лорд-мэр выехал ей навстречу.
С тех пор как пуритане стали играть заметную роль в жизни страны, я не доверяла жителям Лондона и опасалась выражения негодования и гнева, однако, очевидно, любовь к празднествам пересилила их презрительное отношение к католикам. Вдобавок, успокаивала я себя, англичане все же помнили о том, что к ним прибыла мать их королевы.
Вскоре до моего слуха донеслось пение труб, возвещавшее о приближении кортежа, и я поспешила на крыльцо. Маленький Карл держал меня за руку, а остальные дети отстали от нас. Но в ту минуту я не думала о соблюдении всех церемониальных условностей.
