Это вносило в ход судебного заседания дополнительное оживление. На галереях толпились журналисты и литераторы. Отчаянно скрипели перья, газеты выходили с броскими заголовками. Некоторые досужие писаки уже набрасывали планчик пьесы или романа.
Маклаков мастерски провел процесс. В последней речи он убедительно обрисовал присяжным, что князь Верховский, совершенно запутавшийся в своих любовных связях, от безысходности и отчаяния убил свою любовницу, которая не желала бежать с ним. Ошеломленные страстным выступлением, присяжные долго совещались и вынесли свой вердикт. Татьяна Аркадьевна была оправдана. Но ей пришлось тотчас же покинуть Петербург, и следы ее затерялись.
* * *
Владимир Иванович стойко перенес все дни суда. Он исправно являлся на заседания, надеясь, что та грязь, которая выливалась на его жену, поможет ему в конце концов избавиться от чувства невосполнимой утраты. Катерину Андреевну с Васей он отправил в Москву, к родне Василия Никаноровича, подальше от этого позорища. Зачем мучить старую женщину и тревожить неокрепшую душу ребенка! Сам же Роев к тому времени уже был в отставке. Это избавляло его от лицемерного сочувствия коллег, тесно замешанного на жадном любопытстве к чужому горю и стыду.
По завершении процесса он вышел из здания суда и дождался Сердюкова. Тот был совершенно подавлен провалом дела, хмур и походил на нахохленного журавля в своем форменном сюртуке. Роев взял его под руку, и товарищи отправились в ресторан «Медведь». Там они предались греху чревоугодия, обильно запивая дорогие закуски водкой и вином. Официант с недоумением посматривал на странных посетителей, которые поглощали яства почти в полном молчании, даже с каким-то ожесточением. Сердюков, однако, опьянел, и Владимир Иванович отвез его домой на извозчике.
* * *
Оставшись один, Роев пошел домой пешком.
Стояли дивные белые ночи. Владимир Иванович брел по улицам и удивлялся, как менялись в зыбком свете знакомые очертания зданий. Вокруг было пустынно, иногда вдалеке стучали копыта одинокого «ваньки», везущего домой припозднившегося седока. Эта звонкая тишина и пустота огромного города так ошеломили Роева, что он замер на мгновение посередине тротуара.
И тут его схватила тоска смертная. Ничего не помогло, Надя продолжала жить в его сердце.
Нерастраченная любовь билась в тесной груди, рвалась наружу. И она выплеснулась в крике, в мучительном стоне:
– Надя! Наденька! Ненаглядная моя! Любовь моя вечная! Вернись ко мне!
Чего бы только он не отдал теперь за один миг свидания с нею! Владимир Иванович закрыл глаза и зашатался. Мимо гулко процокал извозчик.
– Барин, не желаете ли подвезу?
Но Роев только махнул на него рукой.
– Чудной барин! – И «ванька» исчез в серой дымке.
И тут произошло нечто необыкновенное. Стоя с закрытыми глазами, Владимир Иванович вдруг почувствовал сладкий жасминовый запах, горький аромат черемухи, опьяняющий шиповника.
Он открыл глаза. В палисадниках около домов мерцали нежные белые цветы, трепетали и манили его. Он испуганно оглянулся. Не может быть такого, они же цветут в разное время! Облако .нежного аромата окутало Роева, проникая в самую душу. Ему стало вдруг легко и покойно, боль отступила. Роев шагнул к ближайшему палисаднику и зарылся лицом в нежную плоть лепестков. Надя снова была с ним. Зачем, Господи, ты наказываешь нас любовью?!
