Тут дверь таверны распахнулась с такой силой, что ветхое строение вздрогнуло, и все встревоженно обернулись. Ужасный призрак не спеша входил в дверь. Он был огромного роста, и ему пришлось согнуться почти пополам, чтобы не задеть верхнюю балку. Плечи у него были такими же широкими, как у лошади, запряженной в плуг, косматые волосы спускались на самые глаза. В кулаке его был зажат огромный нож, с которого медленно стекали на пол красные капли. Завсегдатаи таверны затаили дыхание. Никто не мог даже крикнуть.
Чудовище подняло массивные руки вверх и стало потрясать кулаками.
– А ну, кто первый? – прорычал он.
Все тут же бросились к выходу, один лишь хозяин таверны не мог сдвинуться с места, потому что Стаббс, повалив его на пол, уселся на него, допивая кружку пива, которую успел схватить в суматохе.
– Курт, ты, черт возьми, появился как раз вовремя! – Стаббс деликатно рыгнул.
– Заткнись, мальчишка. Я дал им время как следует испугаться. Не убивать же их всех, в самом деле.
– Хорошая шутка! – Стаббс довольно улыбнулся.
– А теперь оставь нас, мне нужно потолковать с мистером Джоном Суэем наедине.
– Боюсь, тебе не удастся это сделать: он потерял, сознание и вряд ли скоро придет в себя.
Стаббс поднялся, однако хозяин таверны продолжал неподвижно лежать на полу.
Потрогав его мыском ботинка, Стаббс печально произнес:
– Он, кажется, умер.
Теперь уже Курт наклонился и стал пристально вглядываться в лежащего.
– Лучше ему не умирать, иначе мне придется убить его.
Столь безрадостная перспектива мгновенно возымела действие: Джон Суэй шевельнулся, потом стал неуверенно подниматься на ноги.
Вытаращив глаза, он в ужасе уставился на грозных посетителей.
– Не убивайте меня! Клянусь, я никому ничего плохого не сделал.
Стаббс осуждающе покачал головой:
– Ведь в том-то и беда. Ты ничего не сделал с теми, кто купил у тебя твою лодку. Готов поклясться, ты отлично знаешь, что там происходило.
Суэй покачал головой:
– Нет! Я не видел свою лодку уже несколько месяцев, с тех пор как продал ее проклятому французишке.
– Какому еще французишке?
– Ну, такой худой, с тонким голосом…
Курт мрачно взглянул на Стаббса.
– Тебе не кажется, что леди Уинчелл очень подходит под это описание?
– Похоже на то. Значит, ты продал эту лодку женщине, переодетой мужчиной, и потом никогда больше не видел ее и ничего не слышал о ней, а? – Стаббс грубо ткнул хозяина заведения в грудь, и тот пошатнулся. – Ты лжешь! Уверен, ты знаешь, где эта лодка и кто сейчас на ней находится.
Некоторое время Суэй не сводил глаз с окровавленного ножа, наконец перестал сопротивляться, потом медленно опустился на единственную скамейку, которая осталась не перевернутой в суматохе.
– Ладно, я и правда следил за ней. Не такая уж хорошая лодка, но дороже ее у меня ничего не было. Это жена заставила меня продать ее и выкупить долю ее брата в этой вонючей таверне. Теперь я всего лишь хозяин пивной и только…
Стаббс закатил глаза.
– У меня сердце кровью обливается – так мне тебя жалко. Но я хотел бы, чтобы твой рассказ побыстрей двигался к концу, иначе твое сердце тоже может облиться кровью.
– Говорю вам, я не видел того француза несколько недель, а может быть, и того больше. Сначала он… то есть она появлялась тут раз в месяц, забирала кое-какие припасы и оставалась на ночь в доке. Один из парней с лодки приходил в таверну, но это был француз, и он плохо говорил по-английски. С ним был Джонни Доб – этот человек на своем ялике перевозит с корабля тех, кто хочет сойти на берег. Так вот, Джонни сказал, что экипаж на «Мэри Клер» – все сплошь французишки и они избили чуть ли не до смерти какого-то бедолагу, а потом бросили его в трюме. Больше я ничего не знаю.
– «Мэри Клер» говоришь? А в каком доке она швартуется?
– В ост-индском. Должно быть, французам пришлось заплатить кругленькую сумму, чтобы им позволили пользоваться этим доком.
– Что-нибудь еще?
– Да вот сегодня… Не знаю, может, это совсем не относится к делу…
Курт зло прищурился, и хозяин таверны торопливо продолжил рассказ:
– Сегодня я видел французишку с «Мэри Клер»: он шел по набережной с какими-то парнями. На всех были бушлаты из шерстяной байки, как будто они покинули лодку навсегда.
Стаббс взглянул на Курта, и тот мотнул головой в сторону двери.
– Пока это все, что мы хотели узнать, но мы можем вернуться. – Голос Стаббса не сулил Суэю ничего хорошего. – И не забудь, кто позволил тебе остаться в живых.
– Подождите! Вы ведь не думаете, что они просто бросили мою лодку где попало? Если регулярно не откачивать воду из трюма, она очень скоро пойдет ко дну.
– Хорошо, что ты сказал нам об этом, – проворчал Курт и, выйдя из таверны вместе со Стаббсом, поспешил в клуб.
Взглянув на Баттона, Фиблс выругался.
– На чьей ты стороне, черт возьми?
Баттон, одетый в костюм из блестящего шелка, больше подходящий французскому генералу, страдающему манией величия, весело помахал Фиблсу шляпой, украшенной перьями.
– Раз я должен осуществлять отвлекающий маневр, мне нужен соответствующий костюм; а вообще, пока не закрыли мой театр, это была моя любимая роль. Боже, что это были за славные дни…
– Ладно, делай как знаешь, а мне надо заглянуть в регистрационные книги.
Баттон сделал величественный жест.
– Нападай, Макдуфф! – произнес он и тут же закрыл себе рот ладонью. – Ах нет, это реплика из шотландской пьесы! Но все равно мы обречены!
– Это ты будешь обречен, если сию же минуту не выйдешь на улицу. – Фиблс бесцеремонно вытолкнул Баттона из экипажа, и тот тут же принялся отряхивать отпечаток подошвы его ботинка с задней части, своих шелковых панталон.
Потом Баттон двинулся вперед по дороге, привлекая всеобщее внимание громким разговором с невидимой «Жозефиной», которой безуспешно пытался втолковать элементарные правила гигиены.
– Он идет на верную смерть, помоги ему Бог, – пробормотал Фиблс, после чего, держась в тени, стал пробираться к входу в регистрационную контору. Он никогда не бывал здесь раньше, но не сомневался, что все конторы похожи одна на другую, как и все клерки, работающие в них.
Повернув отмычку, Фиблс открыл боковую дверь и, войдя внутрь, сразу зажег свечу с помощью новых экстравагантных спичек. У него их осталось пять штук, потому что три он потратил на эксперимент, после чего долго пребывал в полном восторге от результата.
На этот раз ему надо было поторапливаться, иначе местные бродяги могли прирезать Баттона рыбацким ножом за его неразумное поведение.
К досаде Фиблса, регистрационные записи на букву «М» заполняли огромный ящик, набитый так плотно, что невозможно было вытащить ни один документ, не порвав его.
