Луиза де Лавальер, стоя на коленях, закалывала булавками ленты.
— Ах нет-нет, не так! Помогите мне ради бога, Луиза! Вы единственная, кто может так ловко закреплять шелк. Он такой капризный. Но зато как мил, не правда ли?
Анжелика страшно удивилась, увидев, как покорно Луиза отошла на второй план и с каким старанием помогает сопернице примерять наряды перед зеркалом.
— Да, мне тоже кажется, что так лучше, — продолжала Атенаис. — Спасибо, Луиза, вы как всегда правы. Я просто не могу как следует одеться без вас. Король так придирчив! А вы — настоящая волшебница, вы многому научились в обществе мадам де Лоррен.
— А вы как считаете, мадам дю Плесси?
— Превосходно, — пробормотала Анжелика, пытаясь отогнать собачку, которая рычала на нее.
— Ей, очевидно, не нравится ваш черный костюм, — сказала Атенаис, поворачиваясь перед зеркалом. — Как жаль, что вам до сих пор приходится носить траур. Он так не идет вам. А вы как думаете, Луиза?
Мадемуазель де Лавальер, которая все еще стояла на коленях, помогая сопернице, подняла вверх светло-голубые глаза.
— Я считаю, что мадам дю Плесси идет даже траур.
— Больше, чем мне красное?
Луиза промолчала.
— Отвечай! — взвизгнула Атенаис. Глаза ее потемнели, как море перед штормом. — Ты, может быть, скажешь, что красное мне не идет?
— Ваш цвет — голубой!
— Почему же ты не сказала мне об этом раньше, идиотка! Дезиле, Паппи, живо помогите мне раздеться! Катрин, неси голубое платье с алмазами!
И в это самое время вошел король в нарядном костюме. На нем не было лишь королевской мантии, расшитой лилиями. Он вышел из апартаментов королевы. Бонтан следовал за ним.
— Вы еще не готовы, мадам? — нахмурился он. — Поторопитесь, польский король должен появиться с минуты на минуту, а я хотел бы, чтобы вы присутствовали на приеме.
Король был явно не в настроении, ибо обида, которую он нанес своей кузине
— Великой Мадемуазель, лежала на его совести. А тут еще замешкалась фаворитка.
— Вам следовало бы пораньше подумать о своем туалете.
— Откуда мне было знать, что вашему величеству не нравится мое голубое платье? Это не честно.
Король повысил голос, стараясь перекричать шум, поднявшийся в комнате.
— Не становитесь в позу! Сейчас не время. Лучше прислушайтесь к моему совету: мы уезжаем в Фонтенбло завтра утром, и, пожалуйста, не опаздывайте!
— Мне тоже готовиться к отъезду в Фонтенбло, сир? — робко спросила Лавальер.
Луи неодобрительно глянул на хрупкую фигуру бывшей возлюбленной.
— Нет! — отрезал он грубо. — Вам незачем ехать туда.
— Но что же мне делать? — застонала она.
— Оставаться в Версале. А еще лучше — поехать в Сен-Жермен.
Лавальер опустилась на скамеечку и залилась слезами.
— Одна? И со мной никого не будет?
Король подхватил собачонку и кинул прямо на колени плачущей женщине.
— Вот кто составит вам компанию!
Быстрыми шагами он направился к выходу из комнаты, сделав вид, что не узнал Анжелику, но вдруг, обернувшись, резко спросил:
— Вы отправляетесь завтра к персидскому послу?
— Нет, сир, — в тон ему ответила Анжелика.
— А куда?
— На сен-жерменскую ярмарку.
— Зачем?
— За вафлями.
Король до ушей залился краской и прошествовал в соседнюю комнату, в то время как Бонтан придерживал другую дверь, через которую служанки вносили голубое одеяние для мадам де Монтеспан.
Анжелика подошла к Лавальер. Та продолжала рыдать.
— Почему вы позволяете мучить себя? Почему сносите такие унижения? Мадам де Монтеспан играет с вами, как кошка с мышкой, и чем больше вы покорны, тем она становится злее.
Лавальер подняла заплаканные глаза.
— Вы тоже предали меня.
— Я никогда не клялась вам в верности, — печально сказала Анжелика, — и никогда не навязывала вам свою дружбу. Я никогда не предавала вас, и мой искренний совет вам: покиньте двор! Верните себе чувство собственного достоинства. Зачем добровольно обрекать себя на существование предмета насмешек этих бессердечных людей?
Заплаканное лицо Луизы осветилось ореолом мученичества.
— Мой грех был на виду у всех людей. Богу .угодно, чтобы и муки мои были на виду.
— Вы действительно кающаяся грешница. Но неужели вы думаете, что богу угодны такие страдания? Вы лишитесь здоровья и разума.
— Король не разрешает мне уйти в монастырь. Я много раз просила у него разрешения.
Она посмотрела на дверь, в которую только что в гневе вышел монарх.
— Может быть, он еще вернется ко мне…
Анжелика не сдержалась, чтобы не передернуть плечами. В эту минуту вошел паж и склонился перед ней.
— Будьте добры следовать за мной, мадам. Король зовет вас.
Между королевской спальней и залом Совета находилась комната, в которой хранились парики короля. Не часто женщине приходилось видеть, как Луи подбирал себе парик с помощью парикмахера Бине и его помощника.
Тут было множество париков: для мессы, для охоты, для приемов… Бине предлагал королю парик под названием «королевский», который был так высок и пышен, что скорее был пригоден для статуи, чем для живого человека.
— Нет, давайте оставим его для чрезвычайных случаев, например, для приема персидского посла.
Король посмотрел на Анжелику. Та присела в реверансе.
— Подойдите сюда, сударыня. Вы были вчера у посла, это правда?
К нему вернулись его обычная снисходительность и театральность жестов, но даже всего этого было недостаточно, чтобы охладить пыл Анжелики.
— Как вы объясните свое дерзкое поведение? — глухо спросил король. — Я не узнаю одну из самых обходительных женщин Лувра.
— А я не узнаю самого любезного монарха во всем мире.
— Мне нравится смотреть на вас, когда вы в гневе. Ваши глазки сверкают, а носик морщится. Пожалуй, я и в самом деле был грубоват.
— Вы были… невыносимы! Как петух на навозной куче!
— Мадам, вы разговариваете с королем!
— Нет, я разговариваю с мужчиной, который шутя играет женскими сердцами.
— Каких женщин вы имеете в виду?
— Мадемуазель де Лавальер… мадам де Монтеспан… я сама… и вообще все женщины!
— Это слишком тонкая игра для мужчины? У мадемуазель де Лавальер сердце чересчур большое, у мадам де Монтеспан его вовсе нет. А что касается вас… я совсем не уверен, что играю вашим сердцем. Мне кажется, что я еще не овладел этим искусством настолько, чтобы играть вашим сердцем.
Анжелика опустила голову. Он попал в цель. Она ждала последнего завершающего удара, который навсегда должен был отвратить ее от короля. Но какие-то грустные нотки в голосе короля доставили ей беспокойство.
— Что-то сегодня все идет не так, как надо, — произнес король. — Меня очень растрогало отчаяние мадемуазель де Монпансье, в которое она впала, услышав мое решение. И вот я вновь хочу пересмотреть вопрос о ее замужестве. Она любит вас, так пойдите и успокойте ее.
