С этими словами Федора ткнула железной спицей в чрево восковой куклы. Выкрикивая колдовские заклятья, она раз за разом поражала куклу, изображавшую княжну Марью Долгорукову. Совершив колдовской обряд, Федора подошла к лавке, на которой раскинулась Марья. Она наклонилась к внучке и не услышала ее дыхания. В тревоге Федора положила руку на сердце девушки и не ощутила, как колотится ее сердце. «Как же так? От отвара Машенька должна была заснуть, дабы не помешать колдовству. Не перепутала ли я части? Или спутала имена?» Внезапно Федора вспомнила, что, кажется, один раз произнесла при заклятье просто имя Марья, а не «княжна Марья». Она нарочно говорила «княжна», чтобы направить заговор против Долгоруковой. Но оговорилась и натравила злые силы на родную внучку. От горя и отчаяния старушка завыла как дворовая собака, у которой отняли и утопили щенков. Она обернулась к образам, но вместо ликов святых увидела темные доски. Позабыв, что сама повернула образа, старушка упала в обморок.
Марья очнулась на следующее утро. Голова кружилась, в горле стоял тошнотворный комок. Дневной свет больно резал глаза. Приглядевшись, Марья увидела бабушку, распростертую на полу. Вскочив с лавки, Марья подбежала к ней и отчаянно затрясла за плечи. К счастью, бабушка шевельнулась и открыла глаза. Постепенно ее взор приобрел осмысленное выражение. Узнав внучку, она вскрикнула от радости и крепко вцепилась в ее руку.
– Бабушка, что случилось? Ты упала в обморок? – в тревоге расспрашивала Марья.
Федора ничего не отвечала. Взгляд ее был направлен в угол, где висели образа. Марья обернулась к иконам и озадаченно протянула:
– Что за диво? Кто повернул святых угодников?
Она занялась иконами. Федора с трудом поднялась с пола, заковыляла в угол, собралась приложиться к одному из образов, но вдруг отшатнулась. Ей показалось, что святой угодник смотрит на нее с гневом и укоризной, как на проклятую Богом колдунью.
* * *
Лета 7133 года сентября в 19-й день государь царь и великий князь Михаил Федорович всея Руси взял за себя княжну Марью Владимировну Долгорукову. Утром в день свадьбы Михаил Федорович был на молебне, который служил святейший патриарх Филарет. После молебна Филарет Никитич окропил сына святой водой и сказал краткое прочувственное слово как святейший патриарх и родной отец, радующийся женитьбе сына. Затем царь прошел в Архангельский собор поклониться гробам прежних царей и великих князей. Михаил Федорович шел вдоль каменных плит с полустертыми от времени надписями и шептал: «Прости меня, грешного, великий князь Иван Данилович; прости меня, великий князь Семен Иванович… великий князь Дмитрий Иванович; прости, государь Иван Васильевич». Тяжко было на сердце у государя, но предстояло наконец-то исполнить заповедь Божью, жениться и родить наследника, который навсегда упрочит царствование Романовых.
Поклонившись гробницам, Михаил Федорович направился в свои хоромы, где толпились стряпчие с царским платьем. Царя облачили в сорочку, вышитую руками невесты. Опоясали поясом, также сотканным княжной Долгоруковой в келье Вознесенского монастыря. Сорочку и пояс предварительно осмотрела старица Марфа и осталась довольной искусством невестки. Действительно, вышивка была безукоризненной. Поверх сорочки надели бархатный летний кафтан, а на кафтан первый, или большой, наряд, в котором государь венчался на царство. С того дня миновало десять лет, и парчовое облачение, пошитое для семнадцатилетнего отрока, жало в боках. На плечи возложили бармы, которые носили византийские цари. Двое стряпчих благоговейно поднесли шапку Мономаха. В руки царя вложили усыпанный алмазами посох Ивана Грозного. В этом одеянии Михаил Федорович вышел в Передние сени, где его уже ожидал весь свадебный чин.
Непростое дело загодя составить свадебный чин. Требовалось тщательно обдумать, кого и на какую службу определить. Свадебные чины считались четырех достоинств. Первый чин – посаженые отец с матерью. В отцово место был назначен царский дядя боярин Иван Никитич Юрьев, в материно место – царская тетка Ирина Никитична. Второй свадебный чин включал благовещенского протопопа и царского духовника отца Максима, который должен был совершить обряд венчания, а также поезжан, которые едут со свадебным поездом, – тысяцкого, дружку и поддружьев жениха, свечников и каравайников. Третий чин состоял из бояр сидячих, четвертый – дворецкого со своим чином у еды и питья.
В тысяцкие определили князя Ивана Борисовича Черкасского, самого знатного из боярин. Большим дружкой назначили князя Дмитрия Мамстрюковича Черкасского, а младшим дружкой – князя Дмитрия Михайловича Пожарского, коего государь почитал и любил за прямоту и верность. Ближних людей удивило назначение Пожарского, и они взроптали, что князь не вышел породой. Однако государь заупрямился и указал быть на свадьбе без мест и свою печать приложил, дабы после свадьбы никого свадебными чинами не поносить и в случные книги не записывать, кто кого в чину выше был, под страхом великой опалы и наказания. Тем не менее разгорелось несколько местнических споров. Постельничими к подклети были назначены отец невесты князь Владимир Долгоруков и боярин Федор Шереметев. Князь Долгоруков бил челом на Шереметева недружбою. Оказалось, что они давние недруги, но о том почти никто не ведал. Князь Дмитрий Трубецкой бил челом на князя Ивана Шуйского в отечестве. Неприязни между ними не было, но Трубецкой считал свой род выше. Впрочем, князь Трубецкой схоронил обиду и сейчас стоял среди поезжан. А вот князя Ивана Голицына, который бил челом в отечестве на князей Трубецкого и Шуйского, среди поезжан не было видно. Государь забеспокоился. Бог с ним, с упрямым стариком, но если о его своевольство узнает святейший патриарх Филарет Никитич, не миновать Голицыну ссылки.
Князь Пожарский преклонил колени перед посажеными отцом и матерью жениха:
– Благословите ехать по новобрачную невесту!
Иван Никитич и Арина Федоровна благословили князя и весь свадебный чин. Наступил черед царя. Понуждаемый требовательными взглядами ближних людей, он медленно подошел к дяде и тете и склонил перед ними голову. Они в один голос напутствовали племянника:
– Благослови Бог!
Получив благословение, поезжане чинно вышли из сеней. Выдался ясный солнечный день. Осень почти не чувствовалась. Лишь немногие деревья пожелтели. В тихом воздухе звучало протяжное мычание коров, которых держали в Кремле про государев обиход и доили вечером после выпаса на Боровицком холме. Коровье мычание тотчас заглушили громкие выкрики стольников, стряпчих и жильцов, стоявших вдоль дороги, по которой свадебный поезд двигался к Золотой палате.
