Только сейчас Чако поднял руку, приветствуя их, и заговорил с вожаком на их родном языке. Его речь была звучной, отрывистой. Он говорил так, будто эта речь была родной и для него.
Фрэнсис не понимала ни единого слова, пока он не произнес имени Джеронимо.
Чако чувствовал, что Фрэнсис в панике, но он не мог позволить ей, чтобы она опозорила его перед его дядей. Он посмотрел на нее так, что она поняла — они в безопасности. Только тогда ее побелевшее от страха лицо приобрело естественный цвет.
Он подал ей знак следовать за ним. Вместе с апачи они направились к ближайшему ручью, где могли напоить пони, а затем поесть и поговорить. Чако, Фрэнсис, Джеронимо и еще один воин — его друг Джах— сели на берегу, в тени ивовых деревьев.
— Что занесло тебя так далеко от твоего дома? — спросил Чако, как только они все расселись.
Джеронимо с его людьми были сейчас за сотни миль от резервации в Сан-Карлосе, где похоронены были многие их чирикахуа.
— Видение посетило меня.
— Что же это за видение?
— Женщина-волк. Колдунья.
Посмотрев на Фрэнсис успокаивающим взглядом, хотя она и понятия не имела, о чем они говорят, Чако спросил дядю:
— Ты слышал об оборотне?
— Я чувствую ее присутствие. И она убивает людей. — Старый воин вглядывался в даль, как будто и сейчас видение преследовало его.
— Тех, кого ведьма обрекает на смерть, она выслеживает и калечит, — говорил Джах. — Она убивает, хотя в ее жилах течет кровь апачи.
— Но кто-то должен отомстить этому дьяволу, — сказал Джеронимо. — Очень скоро.
Чако знал, что между различными группами апачи обычно не бывало дружеских взаимоотношений, и он с трудом верил в то, что Джеронимо прискакал сюда, так далеко, чтобы отомстить за джикарилла. А за навахи и испанцев он вообще вряд ли бы стал заступаться.
— Есть еще что-то, что привело тебя сюда.
Джеронимо кивнул, соглашаясь со словами Чако:
— Это ты, сын моей сестры.
При этих словах Чако почувствовал, как мурашки пробежали по телу.
— Ты видел меня в своих видениях?
Дядя опять тяжело кивнул головой.
— Она… убьет меня?
— Этого я не могу сказать. Но что-то явно угрожает тебе. Но ты сильнее, чем думаешь, Чако. Ты такой же, как и я, шаман-знахарь. Ты должен принять этот дар наших предков и использовать его как орудие против сил зла, которые мучают нашу землю.
Хотя долгое время Чако не обращал внимания на свои собственные способности, сейчас он осознал, что наступил именно тот момент, когда необходимо воспользоваться этим даром.
— Так вот зачем ты оказался так далеко от дома, чтобы спасти меня?
— У нас с тобой одна кровь. Ты все, что осталось от Онейды, — сказав это, Джеронимо умолк.
Фрэнсис прошептала:
— О чем он говорит?
— Он говорит, что в своих видениях он видел ведьму, и искал меня, чтобы сказать, что мне грозит опасность.
— Ты веришь в то, что он здесь лишь для этого?
Фрэнсис предположила, что Джеронимо вместе с другими индейцами встал на тропу войны. Чако подтвердил ее сомнения:
— Мой дядя потерял мать, жену и троих детей. Они погибли от рук мексиканских солдат. Думаю, что не только стремление предупредить меня привело его сюда. Он мстит за души погибших родственников и будет делать это по крайней мере еще лет тридцать.
Она осторожно спросила:
— У него такие же видения, как и у тебя? Или, может быть, он видит еще кого-нибудь?
— Что ты имеешь в виду? Кого он может видеть?
— Мне прошлой ночью приснился страшный сон, — призналась Фрэнсис, чувствуя себя неудобно под его пристальным взглядом. — Волк загнал меня в ловушку в каком-то пустынном доме. Когда я схватила волка, он превратился в женщину, затем опять в волка. Но я так и не смогла разглядеть лица. В конце концов ты прогнал оборотня.
Чако не хотелось верить в то, что и Фрэнсис угрожала опасность. В этом была его вина.
— В голове у тебя много всяких страшных мыслей, особенно после всех этих разговоров об оборотне.
— Я тоже так думала… пока я не увидела, что у меня с рукой.
Она показала Чаку руку с синяками и ссадинами.
— А ты не могла сама…
— Нет.
Чако вдруг увидел, как пристально Джеронимо смотрит на Фрэнсис. Он смотрел на нее так, словно пытался оценить ее. Она это тоже заметила. От его взгляда ей стало не по себе, но она старалась не показать этого.
— Я не нравлюсь ему, — прошептала Фрэнсис, глядя в его глаза-обсидианы, устремленные на нее.
— Ты — женщина сына моей сестры, — сказал Джеронимо медленно по-английски. — Хотя я и не люблю бледнолицых, я признаю тебя как члена нашей семьи.
— Спасибо. Это честь для меня, — сказала Фрэнсис.
Джеронимо наклонил голову, затем что-то снял с ремня, где висел револьвер. Это был небольшой мешочек, украшенный бисером. Он подал мешочек Фрэнсис.
Волнуясь, Фрэнсис взяла мешочек и стала его рассматривать:
— Это, наверное, какое-то знахарское средство?
— Этот мешочек защитит тебя и принесет удачу, — сказал ей Джеронимо. А затем, к удивлению Фрэнсис, добавил: — Везде говорят обо мне, что я плохой человек, но нехорошо так говорить. Я ничего не делаю дурного без причины. Один Бог может оценить мои действия, он смотрит на меня и на всех нас. Мы дети одного Бога. Бог слышит меня. И солнце, и мрак, и ветры слышат меня.
Фрэнсис посмотрела на мешочек, который держала в руке, затем на Джеронимо.
— Да, верно, мы дети одного Бога. — Ее глаза засветились радостью, и она произнесла: — Я тоже в это верю. Я принимаю ваш подарок с уважением и всем сердцем.
Она положила мешочек в карман юбки. Чако перешел на диалект чирикахуа и спросил дядю, каковы его дальнейшие планы. Но Джеронимо уклонялся от прямого ответа, видимо делая это умышленно. Он ничего не сказал конкретного, а лишь в общих чертах. Однако Чако не стал его больше расспрашивать.
Затем они поели вместе с дядей и Джахом, и после этого Чако объяснил, что они должны ехать дальше, так как разыскивают одну девушку. Он и Фрэнсис взяли лошадей, но перед тем, как уехать, Чако не мог не сказать Джеронимо:
— Мир меняется, дядя. Старый образ жизни уходит. Ты бы подумал о том, чтобы… смириться с тем, что случилось с тобой.
Голос Джеронимо прозвучал как гром среди ясного неба:
— Я — Джеронимо. И пока бледнолицые не найдут способ остановить меня, я буду свободен как ветер и буду скитаться и бродить по свету. Я не зверь, чтобы меня запирали в клетке на этой сухой негостеприимной земле. Я — апачи.
На прощание, перед тем как взобраться на лошадь, Чако обнялся со своим дядей.
Молчаливый Джах сказал:
— Видение подсказало мне, что тысячи солдат в голубом посланы разбить нас, несмотря на наше сопротивление. Возможно, правительство бледнолицых всех нас перебьет. Их силы превосходят наши и вооружением, и числом. Голубые мундиры уничтожат нас.
