Король очень долго молчат. Наконец несколько раз провел рукой по бороде и в задумчивости пробормотал:
— Да, она показалась мне знакомой…
Финниан резко вскинул голову.
— Вы о чем, милорд?
— Полагаю, ты был достаточно благоразумен, так как не упоминал об этом раньше, — продолжал О’Фейл.
Финниан в раздражении подумал: «Все, хватит с меня загадок!»
— Милорд, при чем здесь благоразумие?
— При том, что люди имеют обыкновение сходить с ума, когда рядом находится владычица красок.
Финниан коротко кивнул, хотя он-то держал язык за зубами вовсе не из благоразумия. Он делал это совсем по другим причинам, но вряд ли отдавал себе в том отчет. Более того, он даже сейчас не мог бы определенно сказать, что это за причины. И конечно же, не мог разобраться в своих чувствах, чего с ним никогда прежде не случалось. Возможно, именно от этого он и становился… слабым. И если так, то король был прав.
Поджав губы, О’Фейл пристально всматривался в него. Потом провел ладонью по столу и проговорил:
— А ты знаешь, что несколько десятков лет назад у Рэрдова была другая владычица красок? Я однажды видел ее.
— Я этого не знал. — На Финниана повеяло холодом.
— Да, была. — Король снова провел рукой по столу. — И она была ужасно похожа на девушку, которую ты привел ко мне.
Теперь холод пробирал Финниана до костей. Он не приводил Сенну к О’Фейлу, но уж теперь-то она принадлежала королю.
Но все же именно сейчас его внимания требовал другой вопрос… Если мать Сенны действительно была у Рэрдова владычицей красок, то что скрывалось за этим?
— Она погибла, пытаясь сбежать, — продолжал король. — Девятнадцать лет назад.
Финниан молча кивнул и, наклонившись, уперся локтями в колени. Он прекрасно слышал голоса людей в зале внизу — громкий гул их голосов, казалось, разносился по всему замку. Внезапно кто-то заговорил о Рэрдове, и раздались гневные крики. А потом Финниан услышал, как кто-то другой произнес слово «англичанка».
— Приведи ее ко мне, — тихо сказал король.
В этот поздний час в каменном углублении в центре зала горел только слабый огонь, но Сенна долго ждала, и ее глаза уже привыкли к полутьме. Она видела, как мужчины промаршировали через зал к охраняемому оружейному помещению, потом вышли оттуда, причем многие вернулись в зал, чтобы приготовить себе прямо на полу постель.
И теперь зал был набит телами спящих мужчин, расположившихся и на скамьях, и на устланном тростником полу. Лишь некоторые из них сидели на дальней скамье у огня и очень тихо о чем-то разговаривали, — в остальном же весь замок казался спящим.
Но Сенна не могла оставаться всю ночь в своем углу, она уже была готова признать поражение и уйти, когда мужские голоса у огня вдруг стали более громкими, — очевидно, воины были чем-то возмущены.
Сенна невольно стала прислушиваться. Бальная часть зала давно уже утопала в темноте, но разговаривающие у огня были освещены мерцающим светом.
Сенна внезапно замерла, прижавшись щекой к стене. Потому что в этот момент кто-то из мужчин сказал:
— Он ведет на нас всю английскую армию, вот так-то.
— Ты прав, — ответил кто-то. — Но я буду рад как следует поработать мечом — какова бы ни была причина.
— А дело с Рэрдовом обещает затянуться надолго. Но О’Мэлглин говорит, что англичанка не имеет к этому никакого отношения.
— Никакого отношения к этому, никакого отношения к тому — он всегда так говорит, — проворчал какой-то молодой воин. — Тем не менее на нас прямиком движется целая армия, и это из-за того, что англичанка здесь.
— Ты прав, — согласился кто-то из старших мужчин. — Быть может, причина и не в ней, но она вполне подходящий повод.
— Беспокоиться не о чем, — раздался еще один голос. — О’Мэлглин любит дам, но ни ради одной из них он не подвергнет нас опасности. Леди нужны только для того, чтобы использовать их в постели, и он знает это не хуже любого другого.
— Даже лучше, — заметил кто-то.
— Тем не менее, — снова заворчал молодой воин, — следует пойти и сказать ей, что мы думаем о женщинах, которые начинают войны. — Изрядно пьяный, он, пошатываясь, поднялся на ноги, и все остальные разразились громким хохотом.
Прижав руку к груди и ощущая, как стучит ее сердце, Сенна отодвинулась подальше в темноту. Дождавшись, когда пьяный воин уйдет, она выбралась из темного зала и вышла во внутренний двор, в осеннюю ночь.
Здесь, в этом замке, ей не место. Здесь она никому не нужна.
Мысль была настолько знакомой, что Сенна почти почувствовала ее вкус — металлический, холодный, прогорклый.
Но что же теперь?
Она повернулась — и наткнулась прямо на грудь Финниана.
— Куда ты собралась, Сенна?
Она отскочила от него, но Финниан успел взять ее за локоть и остановить. И он хмурился: блестящие черные волосы свободно падали ему на плечи, а одна небольшая прядь покачивалась у глаз. Он по-прежнему был в темно-красных одеждах, а его мускулистые ноги обтягивали высокие кожаные сапоги. Накидка же была перепоясана на талий, и на ремне висел клинок.
— Я ведь велел тебе оставаться в комнате. Здесь небезопасно.
— Да, верно. — Она вызывающе усмехнулась. — Совсем небезопасно.
Сенна постаралась высвободить руку, но Финниан держал ее очень крепко. Более того, он подтащил ее еще ближе к себе.
И тут Сенна, словно обезумев, инстинктивно протянула другую руку к закрепленному у нее на талии кинжалу. Однако Финниан уже хорошо ее знал. Сумев опередить любовницу, он вывернул ей руку таким образом, что она оказалась спиной к нему. Затем, крепко держа ее, он проговорил ей прямо в ухо:
— Сенна, что происходит? Что с тобой?
Она фыркнула и пробурчала:
— У меня к тебе тот же самый вопрос. Ты ничего мне не сказал о том, что готовится. Ты привел меня сюда, в этот замок. Но с какой целью? Ведь я этого не знаю. Зато знаю, что мне здесь совсем не рады. И еще знаю, что назревает война, но могу только гадать о причинах, так как ты приказал мне оставаться в комнате. И швырнул на кровать! — Финниан молчал, и она продолжала: — А потом я услышала разговор мужчин о том, что именно я принесла эту войну на их берега. Но разве я это сделала? Ты говоришь, что все это не имеет ко мне никакого отношения, — но нет, имеет! И мне интересно узнать, почему производство шерсти так много значит? — Она почувствовала, как Финниан вздрогнул, и вновь заговорила: — Ведь на самом деле шерсть не представляет особого интереса. Сама по себе она ничего не значит ни для Рэрдова, ни для ирландцев. Очевидно, дело, как всегда, в уишминских красках. Так скажи мне, Финниан, что такого в этом моллюске? Почему из-за него начинаются войны? — Он по-прежнему молчал, и Сенна выпалила: — Так вот, я не знаю, как и что, но точно знаю: война уничтожит уишминские краски, а значит — и меня! Неужели ты этого не понимаешь? И вообще от меня одни неприятности! Поэтому я ухожу отсюда.
