Ознакомительная версия.
— И не надо, — ответила она, не вполне понимая, о чем они говорят.
— Мы слишком торопимся. — В его глазах мелькнула привычная ирония. — Но в таком случае нам следует подумать о нашей одежде.
— Одежде? А что с ней?
— Она нам мешает. Надо как можно скорее избавиться от нее.
С этими словами он встал с постели и поднял с нее Дафну, которая вначале едва не захлебнулась от возмущения: ей показалось, он решил подшутить над ней в такой неподходящий момент.
У нее ослабели ноги, она чуть не потеряла равновесия, но он не позволил ей этого сделать. Его руки стали ласкать ее обнаженные ягодицы, и он проговорил с сомнением в голосе:
— Не знаю, как лучше поступить — снять твое платье через голову или спустить вниз, к ногам?
Он с такой естественностью задал вопрос, что она чуть было не стала отвечать, но вовремя спохватилась.
Сначала ее обидела непозволительная шутливость в такие минуты, но тут же она оправдала его тем, что он делает это намеренно — чтобы снять излишнее напряжение, и главным образом с нее.
Заданный самому себе вопрос он быстро разрешил в пользу второго варианта, и вскоре одежда лежала у ее ног. Теперь она была обнажена, если не считать короткой и тонкой шелковой сорочки, сквозь которую просвечивало тело и темнели затвердевшие соски.
Сквозь шелк он гладил ее груди, и эта двойная ласка — упругого шелка и его рук — кружила ей голову, жарким туманом застилала глаза.
— Как давно я мечтал об этом, — сказал он.
— Что же вам мешало? — нашла она силы ответить.
— Не что, а кто. Мой лучший друг Энтони. Твой цербер, твой неусыпный страж.
Еще усилие, и она даже смогла улыбнуться.
— Какой вы гадкий, — сказала она. — Зачем вы так долго мучили бедного цербера?
Однако она почти не слышала своих слов — все ее существо изнывало от желания.
Почему он продолжает говорить? Скорее бы… скорее!
— Я думал о вас каждую ночь, — слышала она его шепот. — О ваших губах, улыбке, о вашем теле. И в своих мечтах я был очень гадкий… Очень испорченный…
Легкий стон сорвался с ее губ. Саймон опустил с ее плеч сорочку, которая тоже упала к ногам.
— Но сегодня… — говорил он, — сегодня мои ночные видения становятся явью. Они уже стали явью…
Он не мог продолжать, потому что обхватил губами ее упругий сосок. Она тоже ничего не говорила, ей не хватало воздуха.
Совершенно обнаженная, она была у него в руках, и он ласково и осторожно положил ее снова на постель.
Теперь его движения стали совсем иными — быстрыми, лихорадочными, — когда он начал срывать одежду с себя, при этом не сводя глаз с распростертой на постели Дафны. Ее кожа в колеблющемся свете свечей отливала цветом спелого персика, прическа, над которой недавно трудился парикмахер, потеряла изысканность и волосы свободно падали на лицо, придавая ему естественность дикой природы.
Саймон, с поразительной легкостью еще несколько мгновений назад справлявшийся с ее одеждой, не мог так же легко разобраться со своими пуговицами и застежками. Дафна, внимательно наблюдавшая за ним, принялась натягивать на себя одеяло.
— Не надо, — сказал он, не узнавая своего голоса. — Я буду твоим одеялом.
Сорвав с себя остатки одежды, уже не слыша ее ответа (а возможно, его и не было), он накрыл ее своим телом.
— Ш-ш, — произнес он, подавляя ее удивленно-взволнованный вскрик. — Тише. Обещаю тебе, все будет хорошо. Доверься мне.
— Я верю, — дрожащим голосом ответила она. — Но только…
— Что «только»?
Его руки гладили ее грудь, бедра.
— Мне стыдно, что я такая неумелая… невежественная, — робко сказала она и почувствовала, как в его горле забулькал смех. — Опять смеетесь?
— Перестань, — пробормотал он, — умоляю, прекрати, если не хочешь все испортить.
— Что я должна прекратить? — обиженно спросила она. — И что во всем этом смешного, черт возьми?
— О Боже, Дафф! — простонал он. — Я смеюсь от радости. От радости, что ты такая… необразованная. — Он нашел ее губы и после долгого поцелуя проговорил:
— Горжусь тем, что я первый, кто удостоился счастья прикоснуться к твоему телу.
Ее глаза расширились.
— Это правда? — спросила она. — Насчет счастья?.. Вы… ты (она впервые назвала его так) не шутишь?
— Чистая правда, — ответил он таким тоном, что она сразу поверила. — В эту минуту я готов убить любого, кто помешал бы нам. Будь это даже твой любимый брат Энтони!
К его удивлению, она рассмеялась.
— О, Саймон! Как чудесно, что вы… ты такой страшный ревнивец! Спасибо.
— Благодарность я надеюсь заслужить позднее.
Внезапно в ее глазах мелькнул лукавый, заманчивый огонек.
— Возможно, — прошептала она, — я тоже заслужу твою благодарность.
Он ощутил, как ее ноги дрогнули, бедра слегка раздвинулись.
— Я уже благодарю тебя… уже… — проговорил он.
Его чрезмерно возбужденный орган любви жег ей живот; Саймон с великим трудом сдерживал желание сразу проникнуть в нее и завершить то, о чем мечтал, ибо помнил, напоминал самому себе: эта первая ночь целиком ее — Дафны — и для нее, а не для него. И она не должна, ни в коем случае не должна испугаться чего-то, испытать неприятные эмоции. Его обязанность — оградить ее от этого. Только радость, только удовольствие, блаженство должны сопутствовать ей в этом первом путешествии в мир сексуальной жизни.
Он знал, чувствовал: она уже хочет его, изнемогает — пусть не в такой степени, как он, — от желания. Дыхание ее участилось, глаза заволокло дымкой вожделения.
Но он решил, что этого мало. Она должна изнывать, сгорать от страсти — тогда ей легче будет принять его, легче перейти рубеж девственности. Он снова начал целовать ее. Не только губы — грудь, плечи, живот… Она стонала и извивалась под его телом, в глазах появились искорки безумия, и лишь тогда он опустил руку и притронулся к ее лону.
Это вызвало обоюдный стон, он убедился, что оно — влажное и жаркое — по-настоящему готово к его вторжению.
Когда он убрал оттуда свою руку, это вызвало у нее протестующий звук.
— Сейчас тебе станет немного б-больно, — проговорил он хрипло, — но я об-бещаю…
— Боже, сделай уже это! — простонала она, мотая головой из стороны в сторону на подушке. И он послушался.
Он вошел в нее одним сильным движением и сразу ощутил, как поддалась девственная плева, однако не услышал крика боли.
— Все хорошо? — выдохнул он.
Она кивнула, продолжая прерывисто дышать.
— Только странное какое-то ощущение, — проговорила она потом.
— Не больно?
Она покачала головой, улыбка тронула губы.
— Все совсем неплохо, — прошептала она. — Только раньше… когда рукой… было еще лучше.
Ознакомительная версия.
