— Я сделала тебе больно?
— О нет, дорогая, — рассмеялся он. — Сейчас я ни о чем не способен думать, но в остальном вполне жив. Только не убирай руки, Розалинда, только не убирай руки. Нас только двое, ты и я, и я безумно тебя хочу.
Немного позже Николас лег на спину, прижимая к себе спящую Розалинду, глядя в темный потолок и прислушиваясь к шуму дождя.
И неожиданно осознал, что в комнате стоит неприятный запах. Нет, не плесени, не гнили… а чего-то вроде меди… кровь! Здесь пахнет кровью!
Николас осторожно отодвинулся, поднял жену на руки и унес в большую спальню, ногой захлопнув за собой дверь.
Когда он положил жену на холодные простыни, та открыла глаза.
— Ш-ш-ш, — прошептал он между поцелуями. — Все в порядке. Иди ко мне. Я тебя согрею.
Она положила голову ему на плечо и пробормотала:
— Саримунд обещал, что скоро я буду с ним. Скоро я приду к нему.
Николас снова стал ее целовать.
— Розалинда, ты заметила сходство между ним и тобой? От неожиданности она даже приподнялась:
— Похожа ли я на него? О нет, Николас. Он красив как ангел, золотистый ангел со светло-голубыми глазами.
— Что, по-твоему, он имел в виду, когда сказал, что ты принадлежишь ему?
— Может, я его потомок? Саримунд жил в шестнадцатом веке, в одно время с капитаном Джаредом. А капитан здесь, по крайней мере, мы слышим его голос.
Потомок Саримунда… вероятно, это многое объясняет, но что именно — сказать трудно.
Николас припал к губам Розалинды, но она отстранилась.
— Я позволила тебе любить меня. Не следовало этого делать.
Он едва не засмеялся:
— Теперь ты чувствуешь себя лучше?
— Сам знаешь, что да, но не в этом дело.
— Именно в этом, а все остальное пусть идет к дьяволу. Он уже почти засыпал, когда услышал произнесенные едва различимым шепотом слова:
— Пейл — именно туда нас ведет все это. Николас ничего не ответил и заснул под шум дождя, грезя о красном лазисе.
Разбудил его яркий солнечный свет, лившийся в окна, но он еще не успел опомниться, как пронзительный вопль миссис Макгивер буквально поднял его с постели. В спешке он чуть не сбросил Розалинду на пол.
— Николас, ты голый! — в панике крикнула Розалинда.
Он остановился, развернулся и на лету поймал брошенный ею халат. Сама Розалинда завернулась в снятую с постели простыню.
Оба помчались по длинному коридору.
Сбежав по лестнице, они в ужасе остановились. Миссис Макгивер стояла над бесчувственным телом Питера Причарда.
Николас мгновенно подскочил к Питеру и, прижав пальцы к его шее, облегченно вздохнул: пульс был слабым, но ровным. На Питере были брюки и рубашка. Рядом стояли сапоги. Похоже, он вошел в дом и, не желая никого будить, снял обувь.
— Слава Богу, он не умер! — воскликнул Николас. Но молодой человек был без сознания. Николас проверил, нет ли переломов, после чего, взвалив управляющего на плечо, отнес в гостиную и положил на диван.
— Миссис Макгивер, что стряслось?
— О Господи, милорд, я как раз шла к кухарке поговорить насчет овсяной каши: вчера в ней были комки, а это никуда не годится, — и увидела мистера Причарда, лежавшего у лестницы. Я немедленно подбежала к нему, милорд, в полной уверенности, что он мертв. Бедняга не очнулся даже после того, как я ущипнула его.
— И что же было дальше?
Экономка на мгновение зажмурилась, прежде чем выпалить:
— Я думала, что это мерзкий призрак его убил! Очень уж испугалась, милорд.
— В этих местах есть врач?
— Эндрю Ноттс, милорд, тощий как жердь, но не слишком старается прикончить своих пациентов. А вот и мистер Блок!
Блок на ходу натягивал черный фрак. Очевидно, он так спешил, что не успел заправить в брюки белую полотняную сорочку.
— Блок, немедленно за врачом, — велел Николас. — Поспешите.
Минут через пять Питер пошевелился. И Николас, и Розалинда не отходили от него. Правда, оба оставались, босы: никто не догадался пойти обуться. Розалинда приложила ко лбу Питера смоченный в розовой воде платок.
— Питер?
Его глаза медленно открылись.
— Милорд?
— Да. Как ты себя чувствуешь?
— Сначала вас было трое. А теперь — только двое. Так что мне, должно быть, лучше.
— Скорее всего, Питер. Что случилось? Миссис Макгивер нашла вас на полу, без чувств.
— Милорд! — воскликнула запыхавшаяся Мэриголд, вбегая в гостиную. — К вам гости. Вломились в дом и требуют вас. Ничего слышать не хотят.
— Лежите смирно, Питер, — посоветовал Николас. — Розалинда принесет вам крепкого чая. Я сейчас вернусь.
Он вышел в холл, где обнаружил мачеху, закутанную в сиреневое с головы до ног, вплоть до соломенной шляпки с густо-фиолетовыми перьями, подрагивавшими при каждом движении. Сейчас она удивительно походила на драчливого петушка, готового броситься на соперника. За ее спиной возвышались все три сына: Ричард, Ланселот и Обри.
Николас скрестил руки на груди и нахмурился.
— Признаюсь, что меня очень давно не было в Англии, и я успел основательно забыть правила этикета, но объясните, не слишком ли раннее время для утреннего визита?
— Ты не одет, — прошипела Миранда. — У тебя на ноге синяк. На голой ноге.
Николас равнодушно пожал плечами:
— Еще раз прошу объяснить, почему вы оказались в моем доме.
Вперед выступил Ричард:
— Мы намеревались приехать вчера вечером, но карета сломалась, и пришлось провести ночь в Мекли-Хинтоне.
Мать поспешила загородить его собой, словно пытаясь защитить от Николаса.
— Мы были вынуждены остановиться в жалкой маленькой гостинице… как там… «Бойцовый петух», выстроенной посреди деревушки, не достойной даже упоминания.
— И вы поднялись до рассвета, чтобы нанести мне визит. Могу я справиться о причине?
Ричард Вейл, весь в черном, небритый и осунувшийся, осторожно отстранил мать и коротко пояснил:
— Мы здесь, чтобы предупредить тебя.
Миранда высунула голову из-за плеча сына:
— Говорила я ему: к чему трудиться? Ты ненавидишь всех нас! Какое нам дело, протянешь ты ноги или нет?
— Матушка! — упрекнул Ричард.
— Предупредить меня? — надменно бросил Николас, отлично зная, что Ричарда взбесит подобный тон. Но тот, к удивлению, не разозлился. Мало того, выглядел бледным и испуганным. — Я уверен, что вы и слезы не прольете, когда меня будут опускать в могилу, — процедил Николас. — Так к чему врываться в мой дом на рассвете?
— Да, — согласился красный от гнева Ланселот, — я не хотел приезжать и тем более что-то объяснять тебе. Но Ричард, пропади он пропадом, настоял! Не знаю, как насчет Обри!
