Евнух пропустил их в открытую дверь и провел по длинному сумрачному помещению, бросив на ходу:
— Вам очень повезло. Мой хозяин сказал, что вы не будете жить вместе с другими обитательницами гарема, у вас будут свои покои. — Он открыл украшенную орнаментом дверь и отступил в сторону: — Входите.
Едва Tea переступила порог, как в нос ей ударил специфический запах ладана и каких-то воскурений. Ее взгляд обследовал красивый, покрытый мозаикой пол, шелковые подушки, арочные окна, закрытые резными ставнями, застеленные парчевыми покрывалами кровати.
— В этом крыле много красивых комнат. — Евнух кивнул на дверь в конце комнаты. — Разве здесь не прекрасно?
Tea медленно прошла к двум окнам. Она могла увидеть небо сквозь красивый узор на ставнях, но когда она потянула за них, то обнаружила, что они такие же крепкие и прочные, как прутья металлической решетки.
— Ни одна тюрьма не может быть прекрасной.
— Любая женщина в гареме чувствовала бы себя счастливой, окажись она в этих чудесных покоях, — проворчал Домо.
Tea холодно посмотрела на него.
— А вот я не благодарна.
Кадар встал между ними.
— Это не его вина.
— Я знаю, он ни при чем. — Tea невидящим взглядом уставилась в окно. — Убирайтесь. Я больше никогда не желаю ни видеть вас, ни слышать ваш голос.
— Tea… — начал он и, помолчав, закончил: — Я все еще ваш друг.
— Вы наш враг, — заявила Селин. — Друг бы нас не предал.
— Но это не… — Кадар не стал спорить. — Поверьте, я все еще ваш друг. Когда-нибудь вы это поймете. — Он повернулся к двери. — Идем, Домо, будет лучше, если мы оставим их одних. Вэр скоро зайдет к вам, Tea.
— Зачем? Убедиться, что я не смогу сбежать из этой тюрьмы?
Кадар вздохнул.
— Любой воин знает, как охранять пленников. Он хочет постараться убедить вас.
Tea услышала, как за ним закрылась дверь. Никакого ключа, никаких запоров. Они просто должны чувствовать, что их очень хорошо охраняют, подумала она с горечью.
— Что мы будем делать, Tea? — спросила Селин.
Нехарактерная для девочки неуверенность прозвучала в дрожащем голосе. Tea должна отбросить свои собственные переживания и поддержать ее. Она отвернулась от окна.
— Во-первых, мы убедимся, что Кадар сказал нам правду об охране и укреплениях. Затем разработаем план. — Она попыталась улыбнуться. — Наверняка существует несколько способов, как выбраться отсюда. Это просто отсрочка, а еще не конец.
Селин посмотрела в зарешеченное окно.
— Это несправедливо, Tea.
— Мы снова будем свободны. Пусть нам потребуется какое-то время, но мы больше никогда не будем рабами.
— Черт возьми, я же твержу вам, вы не рабы. — В дверях стоял Вэр. — Почему, дьявол вас побери, вы не верите мне?
Tea внутренне сжалась, поворачиваясь к нему лицом.
— Потому, что вы лжете. Оглянитесь вокруг. Разве вольные женщины живут за решеткой?
— Если так решают их мужья. — Он рукой остановил поток яростных слов, который, как он видел, готов был хлынуть на него. — Я уже как-то говорил вам, что ни одна женщина не бывает полностью свободна. Я не могу ее дать вам, но вы получите здесь все, что пожелаете, чтобы вам было удобно.
— Вы не давали мне свободу, я сама ее взяла. И теперь вы пытаетесь отобрать ее у меня, — произнесла Tea сквозь стиснутые зубы. — Я этого не потерплю.
— Вам придется… — Вэр прервал себя и сказал, обращаясь к кому-то, стоявшему за ним. — Да, внесите их. — Он отступил, пропуская солдат с рулонами шелка. — Куда вы хотите их положить? Сюда?
Селин вскочила.
— Нет, я покажу место. — И она направилась к двери, на которую указал им Домо, когда говорил о других покоях. — Идите за мной.
Минутная растерянность Селин исчезла. Tea молча наблюдала, как сестра командует солдатами, направляя их в смежную комнату, затем только повернулась к Вэру.
— Она всего лишь ребенок. Найдите ей место в Дамаске и отпустите на свободу.
Он покачал головой.
— Это не безопасно. Почему, как вы думаете, я забрал ее из Константинополя?
— Чтобы сделать мою тюрьму более сносной. — Теперь это было ей ясно. Почему она не поняла этого раньше? — Вы намеревались оставить меня в Дандрагоне, ведь так?
— Да, пока Ваден не подал мне знак, что убьет вас. Тогда я понял, что должен найти еще какое-нибудь место, чтобы спрятать вас.
— И надолго?
— Пока опасность не минует.
От ярости, охватившей ее, у нее закружилась голова.
— Я не позволяла вам принимать за меня решения и защищать меня. Вы не имели права поступать так.
— Я присвоил себе такое право.
— Я никогда не прощу вам предательство. Я буду проклинать вас каждый день моей жизни.
— Знаю, что будете. — Его лицо еще больше потемнело, когда он сказал с невеселой улыбкой: — Но, может быть, то, за что вы будете меня ненавидеть, отдалит вашу смерть еще на очень долгое время. — Он повернулся, собираясь уходить. — Я буду посылать к вам Кадара время от времени, чтобы узнавать, все ли у вас в порядке.
— Я не хочу его видеть здесь.
— И тем не менее он будет приезжать. Хотя бы затем, чтобы я был уверен, что Кемал честно выполняет условия нашей сделки. Мои услуги наемного воина очень дорого стоят. — Внезапно он опять обернулся и посмотрел на нее, подыскивая слова. Наконец он сказал охрипшим от волнения голосом: — Мне ничего другого не оставалось. Я не могу позволить вам погибнуть. Я бы не вынес этого… — Вэр оборвал себя и безнадежно махнул рукой. — Мне ничего другого не оставалось, — повторил покаянно, и резко развернувшись, быстро вышел из комнаты.
Он ушел. Она хотела побежать за ним, остановить, закричать, что он не может так поступить с ними.
Но он мог… он только что сделал это.
— А теперь уходите, — сказала Селин, выпроваживая солдат. — Нам от вас больше ничего не надо.
Солдаты поспешно ретировались, словно за ними кто-то гнался. Должно быть, они спасались от ее острого язычка, подумала Tea. Она бы улыбнулась комизму этой ситуации, если бы не гнев и отчаяние, бушевавшие в ее груди.
— Шелк не пострадал?
Селин покивала.
— Мне распаковать наши вещи?
— Да. — Хорошо, если Селин будет занята делом.
Tea подошла к окну. Вэр, уже верхом на лошади, разговаривал со стоящим рядом с ним Кемалом. Возможно, они обсуждали, как лучше содержать ее и Селин в плену, с горечью подумала Tea. Затем Кемал отступил на шаг, и Вэр, подняв руку, направил лошадь к открытым воротам.
Tea сжала пальцами резную ставню. Она смотрела, как он проезжал через ворота.
Ее охватило чувство одиночества. Она поняла, что все-таки до конца не верила в его отъезд, в то, что он на самом деле бросит их в этом страшном месте.
