– Надеюсь, вы ничего ему не сказали?
Женщина подняла на нее глаза:
– Неужели вы меня не знаете, мисс Чес? Я сказала ему, что понятия не имею, что получаю почту, и все.
– Но ведь он мог спросить, кому вы отдаете газеты, кто за ними приходит. – Честити была все еще взволнована, хотя понимала, что такой напористостью может обидеть миссис Бидл.
– Да, именно об этом он и спросил. Я ответила, что каждое воскресенье за ними приходит мальчик. Кто он – не знаю. Сказала, что это не мое дело. Все это я повторила ему дважды, оба раза, когда он приходил.
Она прикрутила крышку и вытерла руки о передник.
– Думаю, вы не прочь выпить чашечку чаю, мисс Чес. Пройдите в заднюю комнату.
– Благодарю вас, – сказала Честити, следуя за хозяйкой в уютную кухню, помещавшуюся за занавеской. – Я вовсе не имела в виду ничего обидного, миссис Бидл. Дело в том, что мы все очень взволнованы.
– Не сомневаюсь в этом, моя дорогая. – Она заварила чай. – Пусть настоится минутку-другую.
Миссис Бидл открыла жестянку с бисквитами, выложила их на тарелку и поставила ее на стол перед Честити.
– Попробуйте, мисс Чес. Они свежие. Только утром испекла.
Честити попробовала бисквит и стала его хвалить.
– Мы полагаем, что они наняли детективов, – сказала Честити. – Те всюду суют свой нос, и наш адвокат говорит, что противная сторона во что бы то ни стало попытается выяснить, кто мы. Уверена, они придут к вам еще не раз.
– Ну, от меня им ничего не удастся узнать, – заявила миссис Бидл, разливая чай. – Выпейте чашечку. Согреетесь. На улице сыро.
Она поставила перед Честити чашку с крепким свежезаваренным чаем.
– Странная нынче погода. Вчера казалось, что дело идет к весне. А сегодня поглядите, что делается.
Честити принялась пить чай маленькими глотками, время от времени откусывая от бисквита.
– Есть почта для «Леди Мейфэра»?
– Всего пара писем.
Миссис Бидл потянулась к полке, взяла два конверта и передала гостье. Та бегло взглянула на них и положила в сумку.
– Советую вам не беспокоиться об этих детективах, мисс Чес. Я им ничего не скажу, а кроме меня, вас никто не знает. Если, конечно, не считать нашего Дженкинса.
Говоря о брате, миссис Бидл всегда называла его по фамилии.
– И миссис Хадсон, – добавила Честити. – Но вы правы, миссис Бидл. Я знаю, вы будете хранить нашу тайну. И мы вам очень благодарны за это.
– Чепуха, моя дорогая. Мы бы сделали то же самое для вашей дорогой матушки, да упокоит Господь ее душу.
Честити улыбнулась и отпила глоток чаю. Прозвенел дверной колокольчик, и миссис Бидл поспешила по другую сторону занавески приветствовать покупателя. Честити вполуха слушала их разговор, принявшись за второй кусок бисквита. Миссис Бидл приветствовал приятный мужской голос, с едва заметным шотландским акцентом. Мужчина назвал миссис Бидл по имени.
– Доброе утро, мистер Фаррел, – ответила хозяйка, и в ее тоне послышались радушие и сердечность. – Ну до чего же слякотное утро!
– Так и есть, миссис Бидл. Я возьму фунт леденцов и еще, если позволите, одну лакричную палочку.
– Разумеется, доктор, – сказала миссис Бидл.
Честити услышала, как она снимает крышки со стеклянных банок и бросает леденцы на весы. Интересно знать, кому это понадобился фунт леденцов и палочка лакрицы? Движимая любопытством, Честити тихонько поставила чашку и подошла к занавеске. Отогнула краешек и заглянула в лавку. Над прилавком склонился высокий широкоплечий мужчина с грубыми чертами лица и немного кривым, видимо когда-то сломанным, носом.
К удивлению Честити, этот недостаток не только не портил его, но даже придавал обаяние. Волосы у него были черные, вьющиеся и очень густые. Макинтош знавал лучшие дни. Зато улыбка у этого человека была само очарование.
Он отошел от прилавка, пока миссис Бидл взвешивала сладости, и не спеша направился к стенду с журналами. Очень высокий, отметила Честити, но не тучный, сплошные мускулы. Она почувствовала себя по сравнению с ним очень маленькой и хрупкой. Честити наблюдала за ним, пока он разглядывал газеты. Мужчина взял экземпляр «Леди Мейфэра» и принялся листать. Что-то привлекло его внимание.
– Все готово, мистер Фаррел. Шесть пенсов за леденцы и четыре за лакрицу.
– Я и это прихвачу, миссис Бидл.
Он положил на прилавок номер «Леди Мейфэра» и принялся отсчитывать монеты, которые вынимал из кармана.
Уходя, он так энергично хлопнул дверью, что громко зазвонил колокольчик. Честити вернулась на кухню.
Миссис Бидл появилась из-за занавески.
– Такой славный человек, этот доктор Фаррел. Он тут недавно поселился.
– У него здесь кабинет? – небрежно поинтересовалась Честити, ставя на стол чашку и собираясь уходить.
– Недалеко отсюда, в больнице Святой Марии, – ответила миссис Бидл. – Эта часть города не для такого джентльмена, как он. – Разговаривая, миссис Бидл убирала со стола. – Но я думаю, наш мистер Фаррел может о себе позаботиться. Он мне рассказывал, что участвовал в состязаниях по борьбе на первенство университета.
Она восхищенно прищелкнула языком, ставя чашки в раковину.
Почему этот человек заинтересовался их газетой, размышляла Честити, выходя из лавки.
На Кенсингтон-Хай-стрит Честити остановила наемный экипаж: толпы промокших людей и запотевшие окна омнибуса ее не привлекали. Она не нуждалась в заверениях, что миссис Бидл будет хранить их тайну, но настойчивость поверенных графа не сулила ничего хорошего. Они умны и хитры, неизвестно, к каким уловкам могут прибегнуть и где расставят очередную западню для доверчивых и простодушных. Миссис Бидл – добрая и честная, ей не тягаться с частными детективами, не брезгующими никакими способами, лишь бы добиться своего.
Честити добралась до дома в тот момент, когда налетел порыв ветра и едва не вывернул ее зонт наизнанку.
– Ужасный день, – сказала она Дженкинсу, входя в холл. – Пру вернулась?
– Еще нет, мисс Чесе. Он взял у нее зонтик.
Честити сняла шляпу, отряхнула вуаль.
– Миссис Бидл шлет тебе привет и наилучшие пожелания, Дженкинс.
Она отряхнула плащ и передала дворецкому.
– Передай Пру, когда вернется, что я в гостиной.
Дженкинс поклонился и отправился сушить промокшую одежду. Несколькими минутами позже он услышал, что пришла Пруденс, и направился в холл.
Пруденс приветствовала его несколько рассеянно. Она ни на минуту не могла забыть о документах, лежавших в сумке, думая о том, что холл, в котором она стоит, больше не принадлежит семье Дунканов, если, конечно, отцу не удастся каким-то образом выплатить долг.
Или доказать, что этот долг – фикция, результат обмана и подлога.
