«Ну вот, — подумала Скарлетт, — теперь мама будет учить меня, как нужно себя вести».
Она поставила ноги на перекладину и примерно сложила руки на коленях.
Геркулес сочувственно посмотрел на девочку, словно бы говоря, вот видишь, и тебе досталось.
А доктор Фонтейн в это время в коридоре уже втолковывал Джеральду О’Хара свой новый план.
— Мистер О’Хара, попросите дочь, пусть она выведает у Геркулеса его тайну.
— Я не знаю, получится ли у нее? — засомневался Джеральд.
— Но ведь он ее очень любит. И вряд ли откажет ребенку.
— Не знаю, пойдет ли это на пользу Скарлетт? — сказал Джеральд О’Хара, явно готовый согласиться с предложением доктора Фонтейна.
А тот, почувствовав слабину в хозяине, становился все более настойчивым.
— Но вы понимаете, мистер О’Хара, у нас нет другого выхода. Я просто не имею права упускать из рук такой случай. Это будет огромным открытием в медицине. Насколько мне известно, подобных препаратов в природе не существует.
Джеральд, не любивший втягивать детей в дела взрослых, нехотя согласился.
Когда он и доктор Фонтейн вернулись в гостиную, там, казалось, ничего не изменилось. Геркулес все также стоял, понуро опустив голову.
Эллин извелась в нетерпении. Она чувствовала себя не очень-то уютно, оставшись вместе со Скарлетт и Геркулесом. Она облегченно вздохнула, увидев приветливую улыбку мужа.
Джеральд уселся за стол и с полминуты молчал, словно бы раздумывая, стоит ли говорить при девочке. Потом негромко позвал:
— Геркулес.
Гигант медленно поднял голову и посмотрел в глаза своему хозяину.
— Я слушаю вас, сэр.
— Хорошо, я даю тебе два часа на размышления. А после этого ты расскажешь мне и доктору Фонтейну, где растет корень. Иначе…, — Джеральд запнулся, понимая, что угроза прозвучит не к месту.
— Хорошо, сэр, — сказал Геркулес и посмотрел долгим, полным злобы взглядом на белых людей, которые окружили его, как свора собак, и набрасывались на него с громким лаем.
— Можешь идти, — не выдержав взгляда своего раба, бросил Джеральд и махнул рукой.
— Слушаю, сэр, — бесстрастным голосом повторил Геркулес и покинул гостиную.
Скарлетт удовлетворила свое самолюбие сполна. Ведь ей уделяли сегодня столько внимания. Конечно, конкретно никто не обращался к ней с вопросами. Но девочка понимала, что все, происходящее сейчас в усадьбе, связано с ней. И теперь она, пресыщенная впечатлениями, уже хотела бы побыть одна.
Она вопросительно посмотрела на отца, как бы спрашивая, может ли она пойти.
Но Джеральд подманил ее пальцем. Эллин, почуяв неладное, спросила:
— Что ты хочешь, дорогой?
— У меня есть к Скарлетт пара вопросов.
Джеральд взял дочь за руку и вывел из гостиной.
Эллин не решилась последовать за ними, на юге послушание считалось одной из самых больших добродетелей женщины.
Джеральд привел Скарлетт в свой кабинет, куда ей редко доводилось попадать. Последний раз Скарлетт была здесь месяца два тому назад, когда отец распекал ее за очередную шалость.
Сейчас Джеральд держался с дочерью ласково. Он усадил ее в глубокое кресло, а сам устроился за письменным столом.
Скарлетт всегда приходила в восхищение от одного вида письменного прибора своего отца. Больше всего ей нравилось тяжелое мраморное пресс-папье с блестящей бронзовой ручкой наверху. Оно было отлито в форме дракона, который сжимал своими когтистыми лапами края верхней мраморной плитки.
Тут же на столе Джеральда стояла и томпаковая дырчатая коробочка — старинная песочница, подлинная вещица восемнадцатого века. Из таких в былые времена посыпали песком чернила для просушки. Это была довольно бесполезная вещь в век промокашек, но Джеральд очень дорожил ею и не упускал случая похвалиться своей реликвией перед гостями.
А Скарлетт больше привлекало сверкающее бронзовой ручкой пресс-папье. Джеральд, улыбнувшись, протянул его девочке.
— Хочешь подержать?
Обычно отец никогда не позволял ей прикасаться к его вещам. Скарлетт осторожно приняла в свои руки тяжелый, прохладный предмет. Она погладила дракона, словно он был маленькой живой ящерицей. Она задерживала указательный пальчик на зазубринах его хребта, вкладывала мизинец в раскрытую пасть.
Но вот девочка уловила сходство раздвоенного языка дракончика с жалом змеи и ей сделалось не по себе. Она поставила пресс-папье на край стола и осторожно отвела руки.
Дело было сделано. Скарлетт уже чувствовала себя обязанной отцу. И тот не упустил случая воспользоваться этим.
— Скарлетт, ты должна мне помочь.
— Тебе? — удивилась девочка.
— Да, мне и доктору Фонтейну.
Скарлетт сразу поняла, о чем пойдет разговор. Но больше всего в жизни она не терпела обман и поэтому, ей совсем не хотелось выведывать у Геркулеса с помощью какой-нибудь хитрости его секрет.
— Так ты поможешь нам? — спросил Джеральд, слегка нахмурив брови.
— Я боюсь, у меня ничего не получится, — сказала Скарлетт.
— Но ты понимаешь, как это важно?
— Конечно, понимаю, — согласилась девочка.
— Я могу пойти на кухню и спросить у Геркулеса, где растет этот корень, но он мне все равно не ответит. Ведь не сказал же он ни тебе, ни доктору Фонтейну…
— Я думаю, если ты попросишь хорошенько, то тебе он расскажет.
— Да-а, — протяжно сказала девочка, — он мне расскажет, но только в одном случае.
— Когда же?
— Взяв с меня обещание никому не говорить об этой страшной тайне. Ведь иначе, Геркулес в это верит, корень потеряет свою чудодейственную силу. И тогда уже больше никого не спасут от страшного яда этой змеи.
— Это все чепуха, — сказал Джеральд.
Но Скарлетт оказалась рассудительнее своего отца.
— Это все колдовство. Ведь Геркулес колдун, так говорят все негры, а колдовство может потерять свою силу.
— Это все ерунда, — уже не так уверенно повторил Джеральд, — и ты должна узнать у Геркулеса, где растет этот корень. А потом покажешь доктору Фонтейну. А тот сможет приготовить из растения лекарство, которое сможет помочь очень многим людям. Ведь ты хочешь помочь больным? — пытаясь задеть чувствительные струны в душе дочери, продолжал Джеральд О’Хара.
Скарлетт все еще сомневалась.
Она-то знала, что сможет выпытать у Геркулеса секрет корня в обмен на обещание никому ничего не рассказывать.
Она могла уговорить старого негра научить ее капельку колдовать. Но колдовство, девочка свято верила в это, всегда теряет свою силу, если о нем будут знать многие. Колдун должен быть один на округу.
