– Девочки, мне понадобится помощь двоих из вас, – заговорила Дженет. – Остальные пусть возвращаются к своим обязанностям. Флора, ты поставишь на огонь котел с водой и, как только закипит, принесешь сюда воду. А ты, Энн, собери побольше чистых полотенец и простыней. И немедленно неси сюда.
Короткие приказания Дженет вывели слуг из состояния шока. Сама же горничная склонилась над распростертым на кровати телом молодой женщины, которое внезапно стало на удивление податливым. Дженет проверила пульс Меган. Потом принялась расстегивать на ней платье.
Джастин стоял рядом, наблюдая за происходящим. Руки его были сжаты в кулаки, лицо побелело от непривычного чувства беспомощности.
– Я могу что-нибудь сделать? – прохрипел он наконец.
Дженет лишь молча покачала головой.
– Ничего, милорд, – твердо ответила она. – И вообще мужчине не нужно это видеть. Вы бы лучше спустились вниз, милорд. Вы ничего не можете сделать, вам остается только ждать.
Джастин пристально посмотрел в глаза своей бывшей нянюшки.
– Я не оставлю ее, – заявил он.
Дженет выдержала его взгляд и, помолчав, коротко кивнула:
– Только уйдите с дороги и не мешайте… – Не успела Дженет договорить, как вновь раздался громкий крик роженицы.
…Всю ночь и весь следующий день Меган мучилась в родовых схватках. Наконец приехал доктор, которого Чарльз вытащил прямо из постели. Увидев, в каком состоянии роженица, доктор лишь покачал головой. Он тоже, в свою очередь, пытался уговорить графа Уэстона оставить жену и спуститься вниз, но Джастин не поддавался ни на какие уговоры, заявив, что ни при каких обстоятельствах не согласится покинуть жену. И добавил, что выгнать его из спальни Меган под силу, возможно, лишь одному Господу Богу.
Это случилось утром следующего дня. Крики Меган с каждым часом становились все слабее, пока не превратились в едва слышные стоны. Ее лицо стало серым, голова со слипшимися от пота и спутавшимися кудрями металась по подушке. Вся ночная рубашка тоже пропиталась потом. Меган лежала на спине, подтянув к груди колени. Джастин сидел рядом с женой в изголовье кровати, то и дело обтирая ее лицо влажным полотенцем. С тех пор как граф принес ее в дом, он не выходил из комнаты Меган ни на минуту, не ел и не спал.
Дженет и доктор Лэмпетер хлопотали возле роженицы. Наконец, выпрямившись, доктор взглянул на графа.
– Мне очень жаль, милорд, – с горечью проговорил он.
Джастин с ужасом посмотрел на врача; его рука, которую он собирался опустить в таз с холодной водой, чтобы в очередной раз смочить полотенце, застыла в воздухе. Теперь граф был уже не просто бледен – он походил на мертвеца.
– Вы должны решить, – продолжал доктор тем же тоном. – Я не в состоянии спасти… обоих.
Джастин уставился на Лэмпетера невидящим взглядом. Доктор же смотрел на графа с сочувствием.
– Ваша жена или ваш ребенок? Выбирайте, милорд, – произнес доктор. – Кого из них вы выберете? Кто должен остаться в живых?
Джастину казалось, что сердце его сжала чья-то безжалостная холодная рука. Закрыв глаза, он представил себе сына, которого, оказывается, уже любил, хотя и не вполне осознавал это.
– Спасите мою жену, – прошептал он.
Потом, двигаясь точно лунатик, поднялся с кровати и подошел к окну. Он смотрел во тьму, в то время как доктор делал свое дело.
Часом позже все было кончено. Ребенок оказался мальчиком – сыном, о котором Джастин всегда мечтал, хотя и не знал этого. Малыш родился вполне нормальным, хотя и появился на свет на целый месяц раньше положенного срока. Пуповина прочно обмоталась вокруг шейки и задушила мальчика, когда его головка проходила по родовым каналам. Если бы Джастин предпочел сохранить жизнь сына, а не жены, то доктору пришлось бы делать кесарево сечение, чтобы извлечь ребенка; Меган же, измученная тяжелыми родами и большой потерей крови, не вынесла бы операции.
Меган так и не пришла в сознание на следующее утро, когда ребенок был опущен в маленькую могилку. Джастин, весь в черном, стоял, опустив голову, пока могильщики закапывали тело его новорожденного сына. Чарльз ни на шаг не отходил от графа, а короткую церемонию похорон проводил преподобный Пик. Кроме слуг, столпившихся поодаль, священник был единственным посторонним, пришедшим, чтобы посочувствовать убитому горем отцу. Дженет предпочла остаться у постели Меган, состояние которой по-прежнему внушало опасения.
Когда Меган придет в себя, ей придется рассказать правду, и это должен будет сделать он, ее муж. Эта мысль преследовала Джастина с того самого мгновения, как стало ясно, что их сыну не суждено выжить. Потеряв над собой контроль тем злополучным вечером и ударив Меган, он убил собственного сына – словно выстрелил в него из пистолета. Джастин понимал это, и его горе не уменьшалось от того, что лишь ему да Меган было в точности известно, что послужило причиной их размолвки на скале; кроме того, граф понимал: даже если Меган прежде не испытывала к нему ненависти, то теперь, узнав, что он, по сути, погубил ее ребенка, она возненавидит его. Он боялся говорить ей правду, но это была его святая обязанность. Он не мог, не имел права перекладывать свою вину на чьи-то плечи.
Джастин просидел у кровати жены всю ночь; его лицо осунулось, глаза ввалились. Дженет была не на шутку встревожена состоянием своего хозяина. Знавшая графа всю его жизнь, утиравшая его слезы, когда он был ребенком, помогавшая графу-подростку пережить неизбежные трудности, с которыми сталкиваются все дети, она никогда не видела Джастина в таком угнетенном состоянии. Ее сердце обливалось кровью – и за него, и за бедную девочку, которая теперь тихонько лежала в постели. Дженет единственная из всей прислуги знала, как много значил для Меган этот ребенок. Она понимала, что девушка будет вне себя от горя.
Рассвет едва окрасил небо в бледно-розовые тона, когда Меган наконец открыла глаза. Джастин не спал. Сидя в кресле возле кровати, он смотрел в незашторенное окно на великолепное утро. Граф выглядел измученным и усталым. Глядя на его резкий профиль, четко выделявшийся в зыбком утреннем свете, Меган почувствовала неладное. Лишь большое горе могло так изменить ее мужа.
– Джастин… – с трудом разлепив потрескавшиеся, пересохшие губы, прошептала девушка.
Она все еще побаивалась его, даже надеялась в глубине души, что он не услышит ее. Но граф тотчас же повернулся к ней. Увидев, что огромные глаза Меган открыты, Джастин встал и с трудом, точно древний старец, подошел к кровати. На фоне светлого окна высокая фигура графа казалась совсем темной. Меган в испуге заморгала, увидев, что лицо мужа потемнело и постарело за то время, что она пролежала без сознания.
