Доктор Бернет уверил меня, что мой долг – повиноваться мужу. Я должна помнить об этом. Но я так боялась столкновения между ними, что готова была умереть, лишь бы не увидеть этого.
Приготовления к войне продолжались на протяжении всех этих злосчастных месяцев.
* * *
Я искренне верила, что Уильям иногда сожалел, что прибыл в Англию. Народ по-прежнему относился к нему недоброжелательно. В Голландии все было по-другому. Голландцы не ожидали от своих правителей того, что ожидали от своих монархов англичане. Помимо всего, многие еще помнили славную эпоху Реставрации. Они хотели смеяться и веселиться; они желали поводов для праздников; им грезились танцы на улицах и восхитительно скандальные любовные приключения короля. А что они получили вместо этого? Угрозу войны и неулыбчивого монарха, редко появлявшегося на людях.
Но меня они любили.
– Я начинаю думать, что мне было бы лучше вернуться в Голландию и предоставить вам царствовать вместо меня, – как-то сказал мне Уильям, улыбаясь своей безрадостной улыбкой. – Но, боюсь, они не хотят и того, чтобы ими правила женщина.
Во мне вспыхнуло редкое чувство протеста.
– Одним из самых замечательных монархов в Англии была женщина. Я имею в виду королеву Елизавету.
– У нее были способные министры.
– Выбранные ею, – напомнила я.
Он не ответил, но как-то странно взглянул на меня. В этот момент во мне родилась решимость. Если мне придется править – что вполне может случиться, поскольку он собирается отправиться в Ирландию, – я сделаю все, что в моих силах, чтобы преуспеть.
Эта мысль исчезла так же быстро, как и появилась. Мне было страшно не только потому, что он должен был сразиться с моим отцом, но и потому, что я боялась остаться одна.
Однажды нас посетил доктор Бернет. Мы приняли его вместе. Мы считали его одним из наших ближайших друзей, потому что он поддерживал нас с самого начала.
У него был план, который он пришел изложить нам.
– Мне известны чувства ваших величеств в этом деле, – сказал он. – Королеву тревожит раздор с ее отцом, и, мне кажется, что есть надежда избежать столкновения.
Я слушала затаив дыхание.
– План заключается в том, чтобы надежные люди высадились в Дублине, дав понять всем, что они прибыли, чтобы присоединиться к сторонникам короля Якова. Короля следует пригласить на борт корабля. Как только он там окажется, корабль должен немедленно отплыть – в какой-нибудь итальянский или испанский порт. Там нужно его оставить, снабдив деньгами. В отсутствие короля войс– ка в Ирландии рассеются, и конфликт будет предотвращен.
Уильям размышлял. Я полагаю, такой план устроил бы его, будь он практически осуществим. Но окажется ли отец настолько легковерным, чтобы подняться на борт? И при этом один? Это казалось маловероятным, хотя безрассудство было ему свойственно всю жизнь. Оно и привело его в то положение, в котором он сейчас находился.
И тут во мне возникло сомнение. Что, если его отвезут в Голландию? Как отнесутся голландцы к адмиралу, так часто побеждавшему их в сражениях?
– Я не приемлю такой план, – сказала я, хотя мне было известно, что единственным исходом в таком случае оставалась война.
Я с облегчением увидела, что Уильям со мной согласен. Мне хотелось думать, что ему представилась та же возможность, но я подозревала, что план показался ему непрактичным, и, даже при условии его успешного осуществления, он бы только затягивал время. Отец немедленно вернулся бы, и сражение состоялось.
Мы решили отказаться от этого плана, хотя мне показалось, что Гилберт Бернет был разочарован.
* * *
Приближалось время отплытия. Уильям должен был отправиться в Ирландию, а в его отсутствие управлять должна была я.
Я ощутила в себе некую силу, о существовании которой не подозревала. Эта задача не казалась мне уже настолько страшной, какой она выглядела при Уильяме. Возможно, это было потому, что, стараясь отвлечься от беспокойства об Уильяме и опасений за участь отца, я целиком предалась делам управления. Мне помогали в этом министры: лорд Кермартен, лорд Девоншир, лорд Ноттингем, адмирал Рассел и лорд Монмут. Лорд Монмут не был в родстве с Джемми. Титул перешел к нему от матери, происходившей из семейства графа Монмута, и Уильям дал ему этот титул, чтобы дать понять сыну Джемми, что он никогда ему не достанется.
Никто из этих людей не был мне особенно симпатичен. Большинство из них были честолюбивы и своекорыстны; что касалось лорда Монмута, то я всегда думала, что он немного не в себе и полагаться на него, при всей его честности и добродушии, нельзя.
Я видела перед собой сложную задачу, и все же я радовалась.
Я обнаружила, что я не была слабой женщиной, какой воображал меня Уильям и в чем он меня убедил. Ни моя сестра Анна, ни я не получили хорошего образования, но если Анна, пользуясь отсутствием руководства, не утруждала себя особенно, то я всегда стремилась учиться. Я поняла теперь, как полезен был для меня период уединения в Голландии, где я проводила много времени за чтением или в беседах с такими людьми, как Гилберт Бернет и доктор Хупер; и, хотя разговоры велись в основном о теологии, мы часто касались и политики. Поэтому я с приятным возбуждением ощутила, что была не так уж неспособна к исполнению стоящей передо мной задачи.
Когда Уильям отбыл, я поселилась в Уайтхолле. Георг, Анна и маленький Уильям были со мной. Я думаю, что мы позабыли бы о взаимных обидах и возобновили бы наши прежние отношения, если бы не Сара Черчилль.
Маленький Уильям очень радовал меня. Миссис Пэк по-прежнему царила в детской. Она стала главной няней мальчика, и он любил ее как никого другого. Сара не выносила, чтобы кто-то играл важную роль при дворе Анны, кроме нее, и охотно бы избавилась от миссис Пэк; но, когда речь шла о ее сыне, упрямство Анны было непреодолимо, и умная Сара решила, что было бы бесполезно пытаться повлиять на нее в этом.
Было забавно видеть Сару рядом с миссис Пэк, поскольку миссис Пэк по-своему была так же своевольна, как Сара.
Напряженное ожидание известий отразилось на моем здоровье. Лицо у меня отекло. Мне хотелось запереться и спрятаться ото всех. Мне пришлось послать за врачами, которые приставили мне к ушам пиявки.
В тех обстоятельствах я, разумеется, не могла уединиться, и мне часто приходилось принимать людей, лежа в постели.
И тут пришло потрясающее известие.
Французский флот появился невдалеке от Плимута.
Это могло означать только одно: нападение было неизбежно. У французов было более семидесяти военных судов, и, по слухам, многие еще были на подходе.
Я поднялась с постели, забыв о своем распухшем лице. Некоторое количество наших судов находились в Ирландии, остальные в Средиземном море. В Ла-Манше были голландские соединения, но даже вместе с ними наш флот насчитывал всего около пятидесяти кораблей.
