— Но…
— Я герцог и вынужден воспользоваться преимуществами титула. Оставайтесь здесь и постарайтесь сохранить детей в добром здравии. Надеюсь, что с помощью Макса и слуг при необходимости сможете отразить нападение целой армии.
Аргус видел, что сестра готова спорить, но выражение лица лорда Санданмора заставило ее смолчать. Олимпия покорно отошла в сторону, присела на диван и приготовилась слушать разговоры джентльменов, а Аргус спросил себя, удастся ли ему когда-нибудь перенять магический взгляд. В одном сомневаться не приходилось: исполнить роль герцога не доведется при всем желании.
— А кто из вас лучше всех стреляет с большого расстояния? — деловито уточнил Рональд.
— Конечно, Яго, — не задумываясь, ответил Леопольд. — Но и Бенед почти не уступает.
Он посмотрел на молчаливого силача.
— В таком случае необходимо обеспечить надежным оружием обоих.
Герцог и Леопольд углубились в обсуждение конкретного плана действий. Время от времени Аргус ведшая в разговор и выражал собственное мнение, однако лорд Санданмор оказался столь же силен в стратегии, как и барон Старкли, так что вскоре сэр Уэрлок полностью положился на мнение специалистов и уселся на диван рядом с Яго, не забыв налить стаканчик бренди. Оба с интересом наблюдали, как в процессе спора постепенно вырисовывается картина наступления и захвата хижины.
— Не терзай себя, твоей вины здесь нет, — тихо произнес барон Аппингтон и улыбнулся в ответ на мрачный взгляд кузена. — Даже Рональд так считает.
— Можешь меня не успокаивать. Разве не ясно, что Корник захватил Лорелей лишь для того, чтобы добраться до меня?
— Возможно, рассчитывает, что ты сломя голову бросишься освобождать дочку герцога.
— Нет, скорее всего, просто разнюхал, что ее судьба мне небезразлична. Одно неясно: ради чего он до сих пор за мной гоняется? Теперь уже не один я знаю, кто он такой и чем занимается. Так почему же не спасает собственную шкуру? Проще всего было бы уехать из страны.
— Для того чтобы эмигрировать, нужны деньги, а у Корника их нет, — вступил в разговор герцог. — Не случайно сэру Уэрлоку приказано явиться на встречу с десятью тысячами фунтов стерлингов в кармане. По сравнению с жизнью моей дочери — сущая мелочь, однако сумма показывает, что как бы бандит ни шпионил, узнать обо мне сумел очень мало.
— Десять тысяч фунтов? — Олимпия с сомнением покачала головой. — И вы готовы немедленно собрать такую сумму наличными?
— В любую минуту. Деньги в доме есть всегда, так как приходится регулярно платить жалованье и покупать необходимые товары, которые не производятся в поместье. К тому же собирался на днях сделать щедрый подарок еще одному внуку — старшая дочь недавно родила мальчика. Сначала я подумал, что можно схитрить: положить настоящие деньги сверху — совсем немного, — а на дне спрятать нарезанную бумагу, но потом решил, что обман обернется дополнительной опасностью, ведь Корник обязательно проверит.
— Неужели он пошел на преступление ради денег?
— Думаю; жажда наживы с самого начала руководила его действиями. Ну, а потом, когда операция провалилась, возникла необходимость заставить платить сэра Уэрлока — вернее, меня.
Леопольд кивнул:
— Чаффингтон, несомненно, обещал за Аргуса щедрую награду, а теперь ждать нечего, и Корник пытается восполнить потерю. Сомнений нет: деньги ему нужны, чтобы уехать подальше и надежно спрятаться. — Барон Старкли презрительно поморщился: — Ну а прятаться он намерен с максимальным комфортом.
— Не исключено, что идея выкупа созрела в последнюю минуту, — заметил герцог. — Что ж, давайте закончим обсуждение и подведем итоги. Во-первых, можно с определенной долей уверенности утверждать, что за нами никто не следит. У негодяя остался один-единственный сообщник, которого он никуда от себя не отпустит.
— Так и есть, — подтвердил Аргус. — Корник понимает, что кто-то должен прикрывать тыл, даже если удастся выйти из переделки живым. Точно так же он отдает себе отчет в том: что Лорелей необходимо оставить живой и невредимой, любое насилие равноценно смертному приговору самому себе.
— Будем надеяться, что это обстоятельство преступник осознает в полной мере, — негромко подтвердил герцог. — Если бы он дал себе труд подробнее изучить мой характер, то убедился бы, что не существует на свете такого уголка, где бы я его не отыскал.
Слова прозвучали сдержанно, однако за внешним спокойствием и Аргус, и остальные услышали клятву разгневанного отца.
Лорелей открыла глаза и с трудом сдержала стон. По пути, недалеко от деревни, она попыталась вырваться и убежать, однако безжалостный удар лишил ее сознания. Голова раскалывалась от боли, мысли путались. Хотелось одного: свернуться калачиком, сжаться и снова погрузиться в небытие. Лицо саднило, а выглядела она, должно быть, не менее красочно, чем Олимпия несколько дней назад.
Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять, куда ее привезли. Хижина старого дровосека Джеймса. Только у него был такой огромный, почти от стены до стены, очаг, а на некрашеном деревянном полулежал потертый ковер из оленьей шкуры. Когда-то давно, еще в детстве, Лорелей приходила сюда с отцом и до сих пор помнила, как герцог шутил, что старик держит в доме улику, за которую и на виселицу недолго отправиться.
На самом же деле дровосек никогда не убивал земных тварей, а шкуру снял с найденного в лесной чаще мертвого оленя. Тогда хозяин и гость долго обсуждали, каким образом погибло великолепное животное, и пришли к выводу, что его загнали собаки и раны оказались смертельными.
Лорелей помнила, как сидела на полу, считала отчетливо заметные следы укусов и тихо плакала от жалости. Несмотря на протесты отца, Джеймс отрезал небольшой кусок от украшавших комнату ветвистых рогов, достал тонкую полоску выделанной кожи и, не прерывая неспешной беседы, смастерил для девочки оригинальный кулон. Когда же пришло время прощаться, сам повесил украшение на шею маленькой гостьи и просил помнить, что животные тоже страдают, что им, как и людям, ведомы боль и страх, но они всегда находят силы бороться за жизнь — так же, как этот раненый олень. Не самый легкий и понятный урок для ребенка, однако, простой кулон и сейчас лежал в шкатулке среди украшений, напоминая о необходимости вставать и идти дальше.
На глаза Лорелей навернулись слезы. Сам Джеймс уже никогда не сможет встать и продолжить путь. Бандиты наверняка его убили, иначе он давно пришел бы к отцу и рассказал обо всем, что случилось. Но где же собака? Без собаки дровосек никогда не жил, а если случалось так, что собачий век заканчивался, шел в деревню, выбирал самого слабого, некрасивого из щенков, выхаживал и выращивал себе верного друга. Должно быть, пес погиб, защищая хозяина.
