— В присутствии Господа, под голубыми небесами я с радостью беру тебя в жены, Элизабет Мередит, на срок, равный году и одному дню. Пусть благословят нас Иисус и драгоценная Мать Мария.
— Ну вот, это оказалось вовсе не так уж трудно, верно? — поддразнила она.
— Нетрудно, — согласился он.
— И мы никому не скажем об этом, — добавила она. — Ты клянешься?
Теперь Бэн останется с ней, и всем станет ясно — он любит ее больше, чем отца. Только так, а не потому, что она уговорила его на временный брак.
— Клянусь, — кивнул Бэн, которого одолевал стыд.
Скоро он уедет из Фрайарсгейта и вряд ли увидит Элизабет еще когда-нибудь. А через год и день она будет свободна выйти замуж за другого. Того, кто достоин ее. При мысли об этом сердце его разрывалось. Но ведь он предупреждал ее. Не так ли?
Уильям Смайт вернулся во Фрайарсгейт перед самым Михайловым днем, чтобы проводить хозяина в. Оттерли. Утром первого октября они вместе с эскортом готовились покинуть Элизабет.
— Я прекрасно провел этот год, — объявил Томас Болтон. — И вне себя от отчаяния из-за того, что не сумел найти тебе мужа.
— Я крепкий орешек, дядюшка. Разве не так говорят обо мне? Я уже выбрала супруга, и, несмотря на твою деликатность и такт, ты прекрасно об этом знаешь, — с улыбкой сказала Элизабет.
— Он вернется к тебе, — ободрил ее лорд Кембридж.
— Если он оставит меня, ему нет нужды возвращаться, — спокойно ответила Элизабет.
— Не глупи, племянница, — остерег ее лорд Кембридж. — Возможно, со временем он поймет, кто ему всего дороже, и вернется, ибо даже последний глупец увидел бы, что он тебя любит.
Он расцеловал ее в обе щеки.
— А теперь, дорогая, попрощайся с моим добрым Уиллом.
— Я буду скучать по тебе, Уильям Смайт. Поезжай с Богом и заботься о моем дяде, что, впрочем, ты прекрасно делал последние девять лет, — прошептала Элизабет, целуя его в щеку.
Уилл низко поклонился:
— Слушайтесь его, мистрис Элизабет. Мы все хотим вам счастья.
— Едем, Уилл, — окликнул его лорд Кембридж, садясь на коня. — Я хочу поскорее вернуться домой. До свидания, дорогая!
Элизабет долго смотрела вслед маленькому отряду. Она любила Томаса Болтона, ей будет его не хватать. Кроме того, вчера Эдмунд и Мейбл перебрались в свой коттедж. Эдмунда, все еще очень слабого, перевезли на повозке. Мейбл плакала так, словно больше никогда не увидит ни Элизабет, ни дома.
— Но отсюда рукой подать до твоего коттеджа, — уговаривала ее смеющаяся Элизабет.
— Знаю, — всхлипывала Мейбл. — Но большую часть жизни я провела в этом доме, прислуживая хозяйке Фрайарсгейта. А Эдмунд стал управляющим, когда был еще совсем мальчишкой.
— А теперь вам пора зажить своим хозяйством, приглядывать друг за другом и наслаждаться остатком дней своих, — строго сказала Элизабет.
Но в глубине души она знала, что теперь дом опустел.
Два дня назад погода была теплой. Но теперь в воздухе ощутимо похолодало. Октябрь. Не успеешь оглянуться, как придет зима. И она будет проводить долгие ночи в объятиях мужа, упиваясь его ласками.
Вернувшись в зал, она спросила Альберта:
— Где мистер Бэн?
— В конюшне, миледи.
Элизабет поспешила на конюшню. Бэн седлал коня.
— Вот и хорошо! Сегодня мы должны проверить отары на дальних пастбищах. Убедиться, что загоны подготовлены к зиме и там есть все необходимое. Думаю, в этом году отары нужно согнать на ближние пастбища. Интуиция подсказывает мне, что зима будет долгой и холодной.
— Я уезжаю, Элизабет, — тихо сказал он, затягивая сбрую.
— Когда?
Она, конечно, не так его поняла! Он не покинет ее!
— Сейчас. Сегодня. Лучше отправиться в дорогу до того, как пойдет снег. Он уже лег на вершины гор. Твой дядя уехал вовремя, пора и мне собираться.
Она не станет умолять. Не заплачет.
На сердце Элизабет лег камень.
— Почему бы тебе не остаться до Дня святого Криспина? Мы бы устроили проводы.
Он покачал головой и, шагнув вперед, крепко обнял ее.
— Я не хочу ехать. Но ты знаешь, что так надо.
Сердце ее терзала мучительная боль, и потому она сделала то, что клялась никогда не делать, если этот ужасный день настанет. Элизабет Мередит разрыдалась:
— Нет! Тебе вовсе не обязательно ехать! Ты мой муж! Как может твоя преданность отцу быть сильнее преданности мне? Я твоя жена.
— Мы поженились только затем, чтобы дать ребенку имя.
— Ты действительно считаешь, что это единственная причина? Ты же любишь меня?! — вскрикнула она.
— Да, я люблю тебя. И это не единственная причина, по которой я женился на тебе, хоть и временно, моя единственная любовь. Я сделал это потому, что больше всего на свете хочу видеть тебя своей женой.
— Но ты ставишь на первое место верность человеку, который первые двенадцать лет твоей жизни даже не знал о твоем существовании! Предпочитаешь его мне!
— Мы говорим о человеке, который принял меня в свой дом и любил, как законного сына. Да, я прежде всего обязан ему. И не делал из этого секрета, Элизабет. Я никогда тебя не обманывал.
Элизабет пыталась взять себя в руки. На мгновение она припала щекой к его камзолу, слушая мерный стук сердца. Но почти тут же опомнилась и отстранилась, глядя в его красивое лицо.
— Не уезжай, — тихо сказала она.
— Я должен, — повторил он, сжимая ладонями ее лицо. — Через несколько месяцев ты забудешь меня, милая. А через год сможешь выйти за человека, тебя достойного.
Элизабет решительно покачала головой:
— Ты глупец, Бэн Маккол, если действительно считаешь, будто я могу тебя забыть. И еще больший глупец, если вообразил, будто я смогу выйти за другого.
— Элизабет…
— Если ты сейчас бросишь меня, можешь не возвращаться. Ты понял, Бэн? Если ты уедешь, я не желаю больше тебя видеть! — жестко отрезала Элизабет.
Его руки опустились. Он молча отступил и взялся за узду. Пес выбрался из тени и подошел к хозяину.
— Никогда! — завопила она, едва он вышел из двери. — Никогда! Я ненавижу тебя, Бэн Маккол!
Бэн, уже вскочивший на коня, обернулся. В лице его были тоска и отчаяние.
— И все же я люблю тебя, Элизабет Мередит, — выдохнул он и, пришпорив коня, выехал со двора.
Фрайар бежал рядом.
Она смотрела ему вслед. И слезы, которые можно было теперь не скрывать, текли по ее лицу. Потом ее начало трясти. Элизабет, рыдая, упала на колени. Прямо в грязь. Увидев это, к ней подбежал молодой конюх.
— Мистрис, с вами все в порядке? — испуганно спросил он, поскольку никогда не видел хозяйку плачущей.
И рыдала она так горько. Совсем еще мальчишка, он все же понял, что ей очень плохо.
