Глава 22
Ром фуро подошел к месту, где лежал Кэм, и опустился перед ним на колени.
– Привет, Камло, – пробормотал он.
Кэм смотрел на него растерянно и удивленно.
– Ной, ты постарел.
Двоюродный брат Кэма хохотнул.
– В самом деле? Последний раз, когда я тебя видел, ты едва доставал макушкой мне до груди, а теперь чуть ли не на голову меня выше.
– Ты так за мной и не вернулся. А обещал.
Тут вмешался Кев.
– И ты никогда не говорил ему, что у него есть брат, – сердито сказал он.
Улыбка Ноя стала печальной. Он переводил взгляд с одного брата на другого.
– Я не мог сделать ни того ни другого. Ради вашей безопасности. – Он устремил взгляд на Кева. – Нам сказали, что ты умер, Кев. Я рад, что мы ошибались. Как ты выжил? Где ты жил все это время?
Кев скривился.
– Забудь обо мне. Рохан потратил годы, чтобы найти тебя. Он искал ответы на свои вопросы. Теперь ты должен сказать ему всю правду о том, почему его изгнали из племени и что означает эта проклятая татуировка. И не смей ничего утаивать.
Ной был слегка ошарашен начальственным тоном Кева. Будучи главой клана, Ной не привык, чтобы ему приказывали.
– Он всегда такой, – сказал Ною Кэм. – Ты привыкнешь.
Наклонившись, Ной принялся искать что-то за лежанкой. Вытащив деревянный ящик, он стал рыться в его содержимом.
– Что ты знаешь о нашем ирландском отце? – продолжал допрашивать его Кев. – Как его звали?
– Я многого не знаю, – признался Ной. Отыскав то, что хотел найти, он вытащил этот предмет из ящика и посмотрел на Кэма. – Но моя бабушка кое-что рассказала мне перед смертью. И она дала мне это.
Он поднял серебряный нож.
Кев с быстротой молнии схватил Ноя за запястье. Уин испуганно вскрикнула. Кэм безуспешно пытался приподняться на локтях.
Ной посмотрел Кеву в глаза. Тяжело и пристально.
– Успокойся, кузен. Я никогда бы не сделал Камло ничего плохого. – Он разжал руку. – Забирай, он твой. Он принадлежал твоему отцу. Его звали Брайен Коул.
Кев забрал нож и медленно разжал руку, перехватившую запястье Ноя. Он смотрел на нож, который обычно прячут в сапог, с обоюдоострым лезвием примерно четыре дюйма длиной. Ручка ножа была из серебра с гравировкой на поперечине. Нож на вид был старинный и, наверное, стоил немалых денег. Но что поразило Кева больше всего, так это гравировка на самой рукояти: искусно исполненный стилизованный символ ирландского пука.
Кев показал гравировку Кэму, который на мгновение перестал дышать.
– Вас зовут Камерон и Кевин Коул, – сказал Ной. – Этот конь – символ вашего рода. Он был на их фамильном гербе. Когда мы вас разделили, было решено каждому из вас сделать татуировку. Не только как отличительный знак, но и как обращение ко второму сыну Мошто с просьбой оберегать и защищать вас.
– Кто такой Мошто? – тихо спросила Уин.
– Цыганское божество, – сказал Кев. Собственный голос казался ему чужим. – Бог всего доброго.
– Я… – Кэм посмотрел на нож и покачал головой. У него не было сил говорить, а объяснить предстояло многое.
Кев заговорил от его имени:
– Брат нанял экспертов, специализирующихся на геральдических символах, и исследователей, чтобы они выяснили, какому роду принадлежит этот символ, но они так ничего и не нашли. По их словам, этого коня нет в гербе ни одного ныне здравствующего ирландского рода.
– Насколько мне известно, Коулы убрали этого коня со своего герба лет примерно триста назад, когда английский король провозгласил себя главной ирландской церкви. Пука – языческий символ. Они просто не захотели рисковать и портить отношения с главенствующей протестантской церковью. Но Коулы про этот символ не забывают. Я помню, что ваш отец носил большой серебряный перстень с гравировкой в виде летучего коня.
Взглянув на брата, Кев понял, что Кэм чувствует то же, что и он: словно всю свою жизнь они провели в закрытой комнате, а тут вдруг распахнулась дверь.
– Ваш отец, Брайан, был сыном лорда Кавана, ирландского пэра, представлявшего свою страну в британской палате лордов. Брайан был его единственным наследником. Но ваш отец допустил ошибку: влюбился в цыганскую девушку по имени Соня. Довольно красивую. Он женился на ней против воли как своей семьи, так и ее. Они жили вдали от всех, и у Сони родились два сына. Она умерла, давая жизнь Кэму.
– Я всегда считал, что моя мать умерла, рожая меня, – тихо сказал Кев. – Я никогда не знал, что у меня есть младший брат.
– После рождения второго сына Бог взял ее к себе. – Ной задумался. – Я был достаточно взрослым, чтобы помнить тот день, когда Коул привез вас обоих к моей бабушке. Он сказал ей, что устал жить в двух мирах одновременно, что хочет вернуться в тот мир, откуда пришел. И он оставил обоих мальчиков в таборе и больше никогда не возвращался.
– Почему вы нас разделили? – спросил Кэм. Он выглядел измученным и слабым, но был куда больше похож на себя, чем полчаса назад.
Ной направился в тот угол, где стояла плита. Отвечая, он принялся заваривать чай.
– Через несколько лет после смерти Сони ваш отец снова женился. И тогда люди из другого табора рассказали нам, что какие-то гаджо ищут мальчиков, предлагая деньги тем, кто готов им сообщить, где найти детей, и жестоко расправляются с теми, кто отказывается говорить. Мы поняли, что ваш отец пытается избавиться от своих отпрысков-полукровок, которые являются законными наследниками его титула. У него теперь была новая жена, которая родит ему белых детей.
– И мы оказались лишними, – угрюмо констатировал Кев.
– Похоже на то. – Ной налил чаю в кружку, добавил сахара и передал кружку Кэму. – Попей. Тебе надо промыть живот от яда.
Кэм сел, прислонился к стене, взял чашку обеими руками и стал потихоньку потягивать крепкий настой.
– И чтобы уменьшить вероятность того, что найдут нас обоих, – сказал он, – вы оставили меня у себя, а Кева отправили нашему дяде.
– Да, дяде Пову. – Ной нахмурился и отвел глаза от Кева. – Соня была его любимой сестрой. Мы думали, что он станет тебе хорошим защитником. Никто не думал, что он станет винить детей Сони в ее смерти.
– Он ненавидел гаджо, – тихо сказал Кев. – Поэтому он и меня ненавидел.
Ной сделал над собой усилие, чтобы посмотреть Кеву в глаза.
– После того как мы узнали, что ты умер, мы подумали, что держать у себя Кэма слишком опасно. Поэтому я отвез его в Лондон и помог найти работу.
– В игорном клубе? – уточнил Кэм не без доли скепсиса.
– Иногда самое надежное место для тайника то, что у всех на глазах, – прозаично ответил Ной.
Кэм удрученно покачал головой.
– Готов поспорить, что половина Лондона видела мою татуировку. Удивительно, как до лорда Кавана не дошло никаких слухов.
Ной нахмурился.
– Я велел тебе никому ее не показывать.
– Ничего ты мне не говорил.
– Говорил, – настойчиво повторил Ной и, положив руку на лоб, добавил: – Ах, Мошто, ты никогда не умел слушать.
Уин тихонько сидела рядом с Меррипеном. Она слушала, о чем говорили мужчины, но также с интересом осматривала обстановку. Кибитка была старой, однако хозяин поддерживал ее в превосходном состоянии, там было чисто и прибрано. Легкий бодрящий запах дыма, казалось, шел от самих стен, доски потемнели от въевшейся копоти. Сколько раз здесь готовили еду? Тысячи? Дети играли снаружи, они смеялись и ссорились. Ей казалось невероятно странным то, что эта кибитка была единственным домом, единственным укрытием для этой семьи. Нехватка места под крышей вынуждала племя жить главным образом под открытым небом. Как ни чужда была ей кочевая жизнь, Уин не могла не признать, что в таком существовании есть некая свобода, которой лишены такие, как она.
Если Кэма она могла представить живущим так, как его соплеменники, то Кева – едва ли. В нем присутствовало нечто такое, что всегда побуждало бы его стремиться управлять окружающим пространством, организовывать его по своему вкусу. Строить, обустраивать. Прожив столько лет с такими, как она, Кев понял их образ жизни. И поняв, принял, стал больше похож на них, чем на своих кочевых сородичей.
