— Я видела… вилы.
— Будь честной сама с собой, Бринн.
Слезы хлынули у нее из глаз.
— Я не могу…
— Тогда тебя останавливает не чувство вины, а что-то другое. Делмас для тебя — просто предлог, чтобы отгородиться от меня. Почему? Ты знаешь, я женюсь на тебе и стану обращаться с тобой с почтением.
— Батшебе…
— Мы одно целое. Почему ты отвергаешь меня?
— Это не так.
— Неужели ты думаешь, я стал бы бороться с тобой и ради тебя, если бы не был в этом уверен? Черт возьми, мне не по душе, когда женщина руководит моей жизнью. Я могу согласиться на такой расклад при условии, если только сам направляю свою жизнь. Мы станем одним целым. Мы уже стали им.
— Я не руковожу твоей жизнью. Делай, что тебе нравится со мной и всеми вокруг тебя.
— А почему я отправился на этот неприступный остров? Неужели ты считаешь, только ради клада, о котором никто никогда не слышал?
— Ты поверил мне.
— Вернее, хочу поверить, хотя я все равно бы отправился в Гвинтал. Ничто не помешает мне теперь дойти до цели.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что ответ кроется там.
— Ответ?
— На вопрос, почему ты не соглашаешься быть со мной всегда. Хотя мы оба признаем, что нам суждено быть вместе.
Она покачала головой.
— Я уже говорила, что ждет тебя в Гвинтале. Клад — и ничего больше.
— В самом деле? Посмотрим.
В ответ на ее вздох он снова лег на спину. Странные мысли и сомнения от его слов будоражили душу. Прежде ей всегда удавалось оставаться честной с собой, не лгать себе и не лукавить. Зачем же тогда ей отталкивать Гейджа, когда она призналась себе, что любит его? Чего же она все-таки хочет и чего она ждет? И что с ней случится в Гвинтале?
Он, конечно, прав, она всегда доверяла Эдвине и Малику, несмотря ни на что.
С Гейджем все сложнее, он — сама яростная жестокость.
— Я никогда больше не заговорю об этом, — сказал Гейдж. — Но клянусь чем угодно, как и всегда, сегодня ты слышала от меня правду. — Бринн молчала. Он невесело рассмеялся. — А ты еще утверждаешь, что у тебя мягкий нрав. Ты считаешь, что от таких отношений страдаю только я. Верно. А ты представляешь себе физическую боль мужчины, когда он хочет, но не должен излить свое желание, освободить свою плоть?
Она, разумеется, не знала, но догадывалась. Однажды она заметила, как в безумной страсти перекосилось его лицо. Временами он отстранялся от нее, мускулы его сжимались в комок, а спина становилась несгибаемо твердой.
— Ты и вообразить не можешь, какие это адовы муки.
— Тогда не доводи себя до такого состояния.
— Отвергая меня, ты наносишь мне боль. Разве это не оскорбляет твои чувства лекаря?
— Нет. — Ложь. Мысль о физических страданиях Гейджа для нее стала невыносимой.
— Нет? А ведь это твоя вина. Все, что от тебя требуется, — подчиниться мне, и боль уйдет. Я выздоровею.
— И слышать не желаю! — в отчаянии вырвалось у нее.
— Но не забудешь. — Он притянул ее к себе. — Будешь помнить, Бринн?
Она не забудет. Даже сейчас тугое напряжение его мускулов отдавалось нежностью в ее теле. Она закрыла глаза и приказала себе спать.
Наступило продолжительное молчание, пока Гейдж снова не позвал ее:
— Бринн!
— Давай лучше спать.
— Кайт.
— О чем это ты? — Она не сразу поняла, что он уже заговорил о другом.
— Когда мы будем в Кайте?
— Завтра или послезавтра. Уже не помню, сколько дней мне пришлось добираться от уэльской границы до Кайта.
Она внезапно разозлилась на себя.
— Правда, не помню, как долго мы шли после Кайта. Я тоже не Господь Бог, и не жди этого от меня.
Он задумчиво сказал:
— Нам не следует идти в Кайт. Мы могли бы сразу отправиться к морю.
— Но надо пополнить запасы, а Кайт — единственная деревня поблизости. С какой стати нам не идти туда?
— Из-за твоей матери.
Бринн почувствовала тяжесть в груди, знакомый холодок сковал ее руки.
— Это случилось много лет тому назад.
— Тебя они тоже хотели сжечь, — мрачно напомнил он ей.
Он и об этом подумал, и он, наверное, прав. Может, найдется причина обойти Кайт?
— Думаешь, там нас может подстерегать опасность?
— Не знаю, но мы, без сомнения, отразим любое нападение фермеров и торговцев.
Ее охватило какое-то безумие и… робость.
— Тогда отправляемся в Кайт.
— Ты подумай еще. Не будет ли тебе страшно?
— Я уже сказала, это было давно, и мы спокойно можем ехать в Кайт. — Бринн прикрыла глаза. — А сейчас я устала от этих ненужных разговоров и хочу спать.
До деревни Кайт они добрались к концу следующего дня. В тени Кайтского замка притаились домики с соломенной крышей, все, как в любой другой деревне. Обычная мирная деревня. Тишина.
Вопли. Треск пламени. Запах, о Господи, запах!
— Что с тобой? — прошептала Эдвина, взглянув в лицо Бринн. — Ты выглядишь, как…
— Я не могу быть здесь. — Бринн задыхалась.
— Гейдж говорит, что нам надо купить у жителей деревни провиант и пополнить запасы.
— Вот пусть он этим и занимается, а я не могу здесь ни минуты оставаться.
Бринн развернула лошадь и пустила ее галопом.
Она слышала, что Гейдж окликнул ее, но не остановилась, пока не отъехала на несколько миль от деревни. Она едва успела спешиться, как ее вырвало.
Дым. Стоны.
— Господи! — Гейдж обнял ее, поддерживая за талию, пока ее выворачивало буквально наизнанку.
Наконец Бринн, подняв голову, еле произнесла:
— Я не вернусь обратно. Не могу… — Она еле говорила.
— Никто не просит тебя об этом, — с горечью произнес Гейдж. — Не стоило мне слушать тебя, я ведь спрашивал, но ты решила поступить так, будто ничего не случилось, черт возьми!
— Я не была уверена… Я не думала об этом. — Пошатываясь, она добрела до дерева и привалилась к стволу. — С той ночи я не позволяла себе вспоминать об этом кошмаре.
— Ты же знаешь, что я не позволил бы ни одному из деревни подойти к тебе.
— Знаю… — Бринн закрыла глаза, она по-прежнему держалась за дерево. — Они почти забыли обо всем.
— О чем ты?
— Я чувствую. Такое свершилось зло, а они едва помнят о нем. Подскажи им, и они почувствуют злость… удовлетворение и удовольствие. — Она со стоном стала раскачиваться. — Удовольствие!
Его руки обхватили ее, он прижал ее голову к груди.
— Ш-ш-ш!
— Она была доброй. Она хотела помочь, вылечить…
— Хочешь, я их сожгу?
Она в испуге посмотрела на него снизу вверх.
— Что?
— Они сожгли твою мать. Мне тоже спалить деревню дотла?
— Ты не смог бы…
