– Почему она не сказала тебе правды до свадьбы? Выход должен был найтись. Почему она солгала и призналась тебе в несуществующей любви?
– Ты не видела ее родителей. Эстравадос – человек грозный, и его жена ничуть не лучше. Консуэло не могла противостоять им. Она просто согнулась под их давлением и делала все, что от нее хотели, лишь бы не разочаровать семью.
Гарри встретился с Эммой взглядом. Что-то в его глазах глубоко задело ее, сильно ранило.
– Она пыталась быть хорошей девочкой и завоевать одобрение родных. Поэтому солгала и мне, и себе.
Эмма затаила дыхание. Было больно сравнивать себя с его бывшей женой, особенно в том, что она тоже обманывала сама себя. Она поднялась, подошла к нему и обняла его за талию.
– Я никогда не лгала тебе, Гарри, и не солгу, – сказала она. – И больше не стану обманывать себя, даже во имя того, чтобы быть хорошей девочкой.
– Обещаешь?
– Обещаю.
– В этом деле я безнадежен, – предупредил ее Гарри и взялся за разделочную вилку и нож. – Я уже говорил, что распиливаю птицу, – добавил он, с сомнением взирая на лежащую перед ним курицу.
Эмма подошла ближе и показала ему то место, где следует разрезать.
– Если держать нож вот так, – повернула она руку, – то ты попадешь на сухожилие и тебе не придется пилить кость.
Гарри последовал ее инструкциям.
– Вот видишь, – улыбнулась Эмма, когда нож с легкостью прошел прямо между косточками. – Разделывать птицу легко. Просто нужно знать, где резать.
– Ну ладно, с этой частью я справился, а как насчет крыльев? Я должен научиться отделять их от тушки. – Он обнажил в улыбке зубы. – В конце концов, ничего другого тебе есть не полагается.
– Я начала придерживаться твоей точки зрения на курицу.
– Неужели?
– Да. Есть крылья только из деликатности действительно глупо. Кроме того, я люблю темное мясо.
– Это бедро, Эмма, – рассмеялся он. – Все еще не можешь произнести этого слова?
– Бедро, – засмеялась она вместе с ним. – Я люблю бедра.
– Правда? – Он обратил все внимание на курицу. – Сам я предпочитаю грудь.
Даже месяц спустя после начала их связи Эмма не могла понять, когда он дразнит ее, но определенно научилась распознавать озорные намеки. В его голосе появлялись другие интонации, страстные и провокационные. Она подвинулась поближе, нарочно задев грудью его руку.
– Считаешь, что в груди самое сладкое мясо, да? – прошептала она, распаляясь.
– Боже, Эмма Дав, – выдохнул он, откладывая в сторону нож и вилку, – вы пытаетесь соблазнить меня? – Он посмотрел на нее так, что ее бросило в жар.
– Да. – Она потянулась к нему, играя пальчиками с пуговицами на рубашке. – Давай займемся любовью.
– Превосходное предложение. – Он поцеловал ее. – Поедим после.
Она посмотрела на еду на разделочном столе, потом снова на Гарри, и в голову неожиданно пришла идея.
– А почему не одновременно?
– Эмма, Эмма, – хрипло хохотнул он. – Какой распутницей ты стала!
– Это все твое влияние. – Она отщипнула виноградинку от кисточки из миски с фруктами и прижала ее к его губам. – Ты же сам говорил, что еда может быть чувственной.
– Я и не отрицаю. – Он взял виноградину в рот и съел ее.
Эмма принялась было расстегивать его рубашку, но он остановил:
– Сходи наверх за конвертиком.
Она оглядела кухню.
– Ты не хочешь взять еду наверх?
– Слишком много волокиты. И мне бы не хотелось бегать по лестницам. Это может сбить настроение. Кроме того, когда мы начнем, я могу потерять голову и забыть обо всем на свете.
Эмме вдруг стало не по себе, она и сама не знала почему. Принимать меры предосторожности – очень мудро, последствия могут быть нешуточными, забудь они о презервативе. Она поднялась наверх и забрала из спальни красный бархатный конвертик, стараясь отделаться от неприятного чувства.
Вернувшись обратно, она увидела, что Гарри разделся до брюк и устраивает на подносе продукты, которыми они собирались пообедать. Она смотрела, как он выкладывает ломтики хлеба, курицу, сыр, виноград, порезанный кусочками персик и два маленьких горшочка – один с горчицей, другой с медом.
– Мед? – с сомнением поинтересовалась она.
– Мед, Эмма. – Он одарил ее хулиганской улыбкой и вытащил ложку из горшочка. Эмма смотрела, как мед стекает с ложки – золотая струйка в лучах предзакатного солнца.
– Гарри… – выдохнула она, догадавшись, что он задумал. От изумления и возбуждения у нее перехватило дыхание Эмма облизнула губы. – Ты же не собираешься…
– Тебе лучше раздеться, – посоветовал он, повторяя фокус с ложечкой.
Она словно завороженная следила за его движениями, и по телу разливалось желание, такое же теплое и сладкое, как стекающий с ложки мед.
– Но от меда… я стану липкая, – заметила она, расстегивая блузку.
– В этом вся суть, драгоценная моя, – засмеялся он. – Вот почему стоит раздеться до того, как мы начнем.
Она сбросила с себя все, кроме сорочки, когда поняла, что он и не думает снимать, брюки. Вместо этого Гарри продолжал играть с медом, но теперь не сводил с нее глаз.
– А разве тебе не надо раздеться? – спросила она, взявшись за пуговицы последнего покрова.
– Когда мужчина в брюках, это помогает продлить удовольствие, а я хочу, чтобы наша трапеза была долгой. Я разденусь чуть позже.
– О нет, как бы не так! – Она бросила сорочку на пол и забрала у него ложку. – Снимай брюки, Гарри, – приказала она. – Сейчас же.
– Хочется покомандовать, да?
– Да. – Эмма рассмеялась, удивляясь этому открытию. Удивляясь самой себе, стоящей бесстыдно обнаженной в кухне рядом со своим любовником, удивляясь мыслям о том, какие порочные вещи она может проделать с ним, используя горшочек меда и тарелку с едой. – Мне нравится командовать тобой.
– Ну вот, сделано, – сказал он, расстегивая брюки. – Видишь, я словно воск в твоих руках. Отныне я лишаюсь права голоса, все будет по-твоему.
– Поторопись. – Эмма прижалась бедром к столу и поднесла ложку к губам. – Я умираю от голода.
Она лизнула мед с таким сладострастием, какого не проявляла ни разу за все время их отношений. Похоже, Гарри удивился не меньше ее самой, глаза его расширились. Она услышала, как он судорожно вдохнул и затаил дыхание, а потом начала обсасывать ложечку.
Он застонал и снял брюки.
– Я хотел устроить тебе обед из семи блюд, но теперь можно оставить эту надежду.
– Ну и пусть, главное – не остаться без десерта. Ты же знаешь, я обожаю сладкое. – Она положила ложку и взяла со стола поднос с едой.
Они оба опустились на колени. Эмма поставила поднос на деревянный пол, но не знала, что же делать дальше.
