– Все не так прекрасно, как вам кажется, моя дорогая, – ответил ей Карл – Ей следовало бы выйти замуж за более надежного человека, чем Леннокс. В каком-то смысле на мне лежит ответственность за Фрэнсис. И моя сестра сказала бы то же самое, если бы я мог связаться с ней. Проклятая война!
– О Карл, я знаю, – быстро ответила Екатерина, которая не упускала случая поддержать его. – Я знаю, что вы не виноваты в этом. Все произошло из-за вероломства Людовика, из-за его обязательств перед Нидерландами! Но ведь всем прекрасно известно, что его волнует только одно – помешать Англии стать сильной морской державой! Когда он принял решение поддержать Данию и объявить нам войну, это, должно быть, сильно опечалило вашу сестру, потому что прервалась ваша связь с ней.
– Это не может длиться вечно! – с наигранной веселостью сказал Карл. – Бедная Генриетта, бедняжка… для нее это всего лишь одно огорчение из многих. Я очень рад, что в критический момент матушка оказалась в Париже и задержалась там, иначе она сошла бы с ума от страха за сестру. Она никогда так не беспокоилась обо мне, потому что знает, моя дорогая, что вы делаете все возможное для моего благополучия.
Екатерина улыбнулась, но ей не удалось скрыть иронию. Она постаралась вернуть короля к разговору о Фрэнсис, пытаясь понять, о чем он думает.
– Итак, вы считаете себя ответственным за Фрэнсис потому, что она дружна с вашей сестрой, и потому, что она protegee[42] вашей матери. Но надо ли вам так уж беспокоиться, если ее собственная мать сейчас живет в Лондоне? Если она одобрит выбор дочери, а она, без сомнения, его одобрит…
– Миссис Стюарт слишком мало знает о Ленноксе. Если вообще знает хоть что-нибудь. К несчастью, мне известно гораздо больше.
– Что, например? Он очень богат, не так ли? И имеет титулы. Он хорош собой и по возрасту вполне подходит Фрэнсис. Ему двадцать шесть или двадцать семь. У него есть собственность в Шотландии и здесь. Он возглавляет судебную и исполнительную власть в Дорсете. Вы не могли не быть о нем высокого мнения, когда пожаловали ему орден Подвязки…
Карл прервал ее нетерпеливым жестом.
– Это было четыре года назад. Он получил орден в связи со своим высоким положением, кроме того, я хотел так отметить заслуги его семьи… В то время он действительно подавал надежды, но сейчас многое изменилось. Он пьяница и мот. Теперь он по уши в долгах. Он игрок. К тому же он уже дважды был женат.
– Разве он виноват в том, что они умерли? Я хочу сказать, что ведь не он же их убил… Конечно, Карл, если у вас есть основания предполагать, что…
– Прекратите! Побойтесь Бога! – Карл взорвался, разозленный неожиданной бестолковостью Екатерины. – Я не собираюсь обвинять его в убийствах. Конечно, это были просто несчастья. Маргарет Льюис была безнадежно больна, когда он женился на ней, а юная Бетти Кавендиш умерла в родах. Но он корыстный человек, между тем. У обеих его жен были немаленькие состояния, и вам, наверное, случалось слышать про Елизавету Гамильтон, на которой женился де Грамон?
Екатерина ничего не знала про Елизавету Гамильтон и с интересом выслушала то, что ей рассказал Карл, затем, подумав немного, сказала:
– Так говорит де Грамон, но как было на самом деле, – мы не знаем. Мне не нравится де Грамон. У него злой язык. Сам герцог что-нибудь говорил об этом приданом?
– Нет. От его имени ко мне обращалась сама Елизавета Гамильтон.
– Потом она получила приданое и вышла замуж за де Грамона. При чем же здесь герцог Леннокс? Мне кажется, что она все сделала сама от начала до конца, потому что они вполне стоят друг друга.
Эти слова произвели на Карла огромное впечатление, и, видя это, Екатерина более спокойно добавила:
– Фрэнсис бедна. У нее нет ничего, кроме того, что принадлежит лично ей, однако совершенно не похоже, что это имеет для него какое-то значение.
Не желая, чтобы его заподозрили в жадности, Карл больше ничего не сказал об этом.
– Прежде чем я дам согласие на этот брак, ему придется доказать свою финансовую состоятельность, – сказал он. – Я слышал из разных источников, что его дела в плачевном виде. Не сомневаюсь, если бы вдовствующая королева была здесь, она тоже потребовала бы от него полного отчета о его финансах и чтобы он обеспечил Фрэнсис достойную жизнь. Матушка никогда бы не позволила ей выйти замуж за молодого ненадежного болвана, который стоит перед разорением.
Екатерина недоверчиво покачала головой.
– Как может случиться такое, если у него так много собственности? Даже если сейчас она находится… какое слово вы сказали?.. В каком состоянии его дела?
– В плачевном.
– Они же не всегда будут такими, – продолжила королева. – Ведь такое нередко случается с владельцами больших состояний, ведь правда? Они должны научиться жить более экономно, потому что у них просто нет другого выхода. У Фрэнсис хватит умения помочь в этом своему мужу. Вот посмотрите, Карл, под ее влиянием он изменится, он не будет таким расточительным и легкомысленным. А благородства в нем достаточно, вы ведь сами рассказывали мне, как он помог нашему флоту…
Справедливости ради, Карл был вынужден признать, что в этом Екатерина права, хотя вообще слушал ее с неожиданным раздражением. Он не мог поверить в то, что она стремится любой ценой избавиться от Фрэнсис. Что бы там ни говорили другие, он был совершенно уверен в том, что Екатерине было известно, что Фрэнсис не стала его любовницей. Однако нельзя было исключать того, что Екатерина вполне могла предвидеть – или предчувствовать? – его конечную цель, и это не могло не поразить ее, потому что Фрэнсис – молода и невинна, тем более что Екатерина все еще продолжала верить в то, что во всех романах ее мужа виноваты женщины, которые пользуются не только тем, что он не может устоять перед женской красотой, – в этом Екатерина не сомневалась – но и тем, что дает его благосклонность – положением при Дворе, титулами, известностью.
Однако никто не решился бы обвинить Фрэнсис, что она стремится именно к этому. Она не хотела ничего, кроме призрачного, сиюминутного удовольствия, и единственная честь, которая была оказана ей королем, заключалась в том, что именно ее изображение в образе Британии появилось на монетах, но и она не вскружила ей голову. Она, смеясь, сказала, что, кажется, ее выбрали за маленький носик, который посчитали «римским», и это были не просто слова, она именно так и думала.
Не найдя утешения в обществе супруги, Карл вскоре покинул ее и отправился к себе. Он не хотел признавать своего поражения и не собирался прекращать преследование. Он решил, что всевозможные проволочки, откладывания со дня на день и другие подобные действия принесут ему больше пользы, чем суровые меры. Он вполне мог бы выслать Леннокса, но это только усилит любовь Фрэнсис к нему. А в том, что она влюблена или близка к тому, чтобы влюбиться в герцога, Карл не сомневался, хотя и не мог понять, что она нашла в этом ничтожестве. Хоть он и был хорош собой, и ему нельзя было отказать в известной смелости, среди тех, кто заглядывался на нее, таких молодых людей было немало.