В новом году я буду миссис Скунмейкер, подумала Пенелопа, и Диана сможет нанести мне визит, если захочет. Сейчас все произойдет — там, куда ведет проход, усыпанный лепестками роз. Меню согласовано, и зал украшен под строгим надзором Бака. Приглашения, разосланные двадцать восьмого со специальной доставкой, сулили сверхсекретную свадьбу для сливок общества, и это оказалось мощной приманкой для нью-йоркского общества. Неделя выдалась скучная из-за праздников, и все просто сидели дома, ожидая, когда пройдет Новый год и можно будет отправиться в Италию и Египет. Но неожиданно им был устроен сюрприз. Сегодня они отправились за город, чтобы стать свидетелями объединения двух самых звучных фамилий, а завтра их будут осаждать просьбами рассказать о свадьбе Скунмейкера и Хэйз те, кого не пригласили. Те, кому не повезло, были на вечеринках в Лейквуде и Уэстчестере, собираясь как можно лучше отпраздновать Новый год. Те, кому повезло, сидели рядами в ожидании.
Пенелопа была подкрашена, затянута в корсет и одета в шифон цвета слоновой кости. Платье было украшено старинными кружевами. В темные волосы вплетены цветы, а к белой шляпке приколота длинная вуаль из валансьенских кружев. Наконец заиграла музыка. Пенелопа взглянула на подружек невесты — кузин Генри и ее собственных, а также на бедную Пруди, которой ужасно не шли пастельные тона. И как было обещано, в число подружек невесты входила Каролина Брод с очень гордым выражением лица, которая не могла заставить себя улыбнуться. Она улыбнется, когда все закончится. Был здесь и Бак в темном костюме, явно не выспавшийся. Несмотря на полноту, движения его, как всегда, были грациозны. Он выстроил девушек и ждал, когда нужно будет подать им знак выйти из дамской гардеробной и пойти по проходу. Все они, кроме Пруди, были счастливы, что их выбрали, и очень волновались, ожидая своего выхода.
Пенелопе не хотелось встречаться с ними взглядом. Она просто ждала, когда последний бледно-голубой шлейф скроется за дверью, и настанет ее черед. Наконец вышла восьмая, и последняя подружка невесты. Пенелопа повернулась к Баку, и он проверил, все ли у нее в порядке с лицом. Он опустил вуаль и расправил ее. И улыбнулся — впервые за весь день.
— С сегодняшнего дня перестанут восхвалять красоту невест: ты слишком высоко подняла планку, — сказал он.
И тогда она тоже улыбнулась широкой торжествующей улыбкой, которую нужно будет убрать с лица, прежде чем она пойдет по проходу. Раздались первые звуки музыки, которая всегда сопровождала выход невесты. Бак сказал, что пора идти, и она пошла. Все лица в зале были обращены к ней. Пенелопа видела их сквозь кружево: рты одобрительно округлились, руки были прижаты к груди. Она понятия не имела, идет ли быстро или медленно. Она почти не слышала музыки. Расстояние до алтаря невозможно было преодолеть, но Пенелопа знала, что очень скоро окажется там. Генри выглядел очень несчастным в своем черном фраке, но скоро он поймет, как гениально она все спланировала. Он вспомнит, как идеально они подходили друг к другу, и увидит, что Диана Холланд — всего лишь временное увлечение.
Когда Пенелопа добралась до алтаря, она заметила, что некоторые гости отвернулись от нее. Как ни странно, они смотрели в ту сторону, откуда она пришла. К тому времени, как преподобный начал церемонию, в бальном зале Такседо все перешептывались. Пенелопа заметила, что Генри несколько раз оборачивался назад, где в конце зала слышались тихие голоса. И тогда Пенелопа взяла Генри за руки. Преподобный еще не добрался до этого места церемонии, но, увидев нетерпение невесты, он ускорил обряд. Сердце Пенелопы так бешено билось в груди, что она не заметила, какими вялыми были руки Генри. Хотя Пенелопа никогда не верила в предчувствия, она знала, что собравшиеся гости говорят сейчас об Элизабет Холланд. Она вернулась, и они переговаривались о том, не хочет ли Пенелопа узнать, прежде чем обвенчается с женихом своей бывшей подруги. Пенелопа застыла в ожидании, когда наступит момент обменяться кольцами. Она мысленно бросала вызов всем сплетникам в зале, желавшим прервать ее венчание. Она знала, что это трусы, живущие по своду правил. Если она будет спокойно стоять, не обращая внимания на гул, они тоже успокоятся. Как только на безымянный палец ее левой руки скользнуло кольцо, она сказала: «Да» и, не став ждать, пока Генри ответит, откинула вуаль и шагнула к нему. Он сказал: «Да», она была уверена, хотя это и не имело значения. Никто никогда не помнит детали свадьбы, и в любом случае важно то, что она придвинулась к нему и поцеловала его. Губы у него были такие же вялые, как ладони, и он не ответил на поцелуй, и все же сердце у Пенелопы екнуло при мысли, что она целует Генри и что Генри — ее муж.
Затем новобрачные повернулись к публике. Возникла долгая, неловкая пауза. Пенелопа увидела секретаршу своей матери, которая стояла в конце зала, нервно сжимая руки. Бриллианты собравшихся сверкали, глаза моргали. Бак шагнул к секретарше, заслонив ее от всех. Он начал хлопать. И тут все лица медленно повернулись к жениху с невестой. Некоторые захлопали, кое-кто встал. Через несколько минут аплодировали все. Казалось, сливки общества Нью-Йорка на мгновение забыли, а сейчас вспомнили, что присутствуют при красивом и трогательном событии. Некоторые матроны постарше пролили слезу. И Пенелопа поняла, что она по праву является звездой их сцены. Мир снова был стабилен, и она перевела дух. Все аплодировали и в один голос заявляли, что это красивая и идеальная пара и что истинная любовь все же существует. Глаза Пенелопы увлажнились, и, взглянув на гостей, которые аплодировали стоя, она преисполнилась к ним благодарности за то, что они стали свидетелями ее триумфа.
«Элизабет Адора Холланд была найдена живой. По-видимому, ее похитил бывший кучер ее семьи. Молодой человек был безумно в нее влюблен, когда служил у Холландов, и он планировал увезти ее в Калифорнию. Она не была продана в белое рабство, как прежде опасались. Молодой человек был убит, когда пытался скрыться вместе с этой леди, — эта ужасная сцена разыгралась на Центральном вокзале. Мисс Элизабет Холланд вернули ее семье, но она еще пребывает в слишком сильном шоке, чтобы давать сегодня интервью.»
Из специального вечернего выпуска «Нью-Йорк империал», воскресенье, 31 декабря 1899
Новый год наступил, и в доме Холландов наконец стихли рыдания. Женщины сидели за большим выщербленным деревянным столом в кухне, где царила мертвая тишина. Ни одна из них не проводила обычно много времени на кухне, но сейчас она казалась самым укромным местом. Здесь их вряд ли найдут. В ту ночь Диана впервые увидела, как ее мать сварила бульон. Затем она поставила чашку бульона перед старшей дочерью. Она несколько раз настаивала, чтобы Элизабет выпила его, и та несколько раз послушно подносила чашку к губам. Но уровень жидкости в ее чашке ничуть не уменьшался.
