Кэтрин поежилась. Нетрудно было представить, какая сцена последовала. И наверняка Сара Мэллори не преминула подлить масла в огонь, чтобы скандал между братьями стал еще отвратительнее.
Доминик кивнул, как бы угадав ее мысль.
– Ну а остальное ты легко можешь домыслить сама. Коул вообразил, что все самое худшее уже произошло. И немудрено. В конце концов, он застал свою полуобнаженную жену в постели брата. А она даже не выразила особого удивления, когда он застал нас. Тогда-то я понял, что настороженность, с которой я инстинктивно отнесся к этой женщине, была вполне оправданна. Полагаю, она нарочно все устроила так, чтобы Коул застал нас.
– Но зачем? – удивилась Кэтрин. Это была какая-то немыслимо жестокая шутка.
Он пожал плечами:
– Я сам над этим задумывался не раз. Сначала я решил, что то была просто мелкая месть с ее стороны. Что она разозлилась из-за какого-нибудь романа самого Коулдена. Но теперь, когда выяснилось, что замысел отправить жену в Европу и объявить о ее смерти принадлежал именно Коулдену, я начинаю думать, что таким образом Сара желала напоследок насолить мужу.
Кэтрин почувствовала необыкновенное облегчение. Значит, с Сарой у ее мужа почти ничего не было – один поцелуй, от которого он даже не получил удовольствия. Только сейчас она поняла, как тревожила ее мысль о том, что Сара с Домиником когда-то были любовниками.
– Так ты спрашивал про моих родителей?
Он оглянулся на нее и кивнул.
Она набрала в грудь побольше воздуха. Никогда еще она никому не рассказывала о своих родителях. Это была ее тайна. Тайна, которую она хранила всю жизнь…
– Мои родители… Их поженили родственники, но моя мать с юности была влюблена в моего отца. И она искренне верила, что может заставить мужа отвечать ей взаимностью. Даже когда он доказал, что любви ее недостоин.
Кэтрин ненадолго умолкла. Меньше всего ей сейчас хотелось, чтобы Доминик почувствовал себя виноватым.
– То есть он просто был не в состоянии ответить на ее любовь, – продолжала она. – Я была их единственным ребенком. И я видела, как несчастны мои родители.
Он протянул руку и погладил ее по щеке:
– Вероятно, тебе было очень одиноко.
Она кивнула:
– Да, очень одиноко. В этом мы с тобой похожи.
Он привлек ее к себе и усадил на колени. Какое-то мгновение они просто смотрели друг на друга. Затем он взял в ладони ее лицо и нежно поцеловал в губы. Сердце Кэтрин затрепетало, когда она ощутила тепло его дыхания и жар его тела.
– Теперь я больше не одинок, – прошептал Доминик, и снова поцеловал ее.
Кэтрин тут же растаяла и прижалась к этому мужчине, в которого влюблялась все больше.
– И я больше не одинока, – прошептала она в ответ.
В данный момент заявление это являлось правдой. Пока она в объятиях мужа, пока она полна им, принадлежит ему душой и телом, она и в самом деле не одинока. Ах, если бы это счастье могло продолжаться и после рассвета!
– Доминик… – прошептала она, почти касаясь губами его губ.
Он чуть отстранился:
– Что?..
– Прежде чем мы пойдем в постель, я хочу сказать тебе кое-что… – Голос ее прервался. – Конечно, лучше бы того, что ты натворил, все-таки вообще не случалось, но я понимаю, из каких соображений ты лгал мне. Я также твердо знаю, что ты не желал мне зла. А вот Коулу было все равно, пострадаю я или нет. Добиваясь своего, он бы причинил мне любые страдания, даже глазом не моргнув. Но ты… ты не такой, как он. И я прощаю тебе твой обман.
Он уставился на нее в изумлении. Да, в глазах его было изумление, а также облегчение и радость.
– Спасибо, – прошептал он, подхватив ее на руки. Он понес жену к постели, на которой они впервые любили друг друга. На которой она отдала мужу первую крупицу своей любви. – Спасибо, Кэтрин.
Он лег рядом с ней и тут же обнял ее. А потом целую вечность целовал ее. Она закрыла глаза, и окружающий мир перестал существовать для нее. Она забыла о прошлом, забыла обо всем и наслаждалась мгновениями счастья. Она старалась запомнить каждое из этих мгновений, потому что в эту ночь они, возможно, были вместе в последний раз.
Да, это вполне мог быть последний раз, и Кэтрин прекрасно знала это. Сегодня она могла подарить ему свою любовь, но завтра, когда реальность вступит в свои права, придется расплачиваться по счетам. Она не могла представить себе совместную жизнь с мужем, если такое начнет повторяться постоянно: вечером она будет отдавать ему свое сердце, а с наступлением утра осознавать, что муж просто не может ответить ей тем же.
Любить его каждую ночь и каждый день терять – это было выше ее сил.
Но сейчас все это не имело значения.
Сейчас ей хотелось изведать все, что только мог подарить ей муж. Хотелось переполниться им. Стать с ним единым целым.
Она возилась с пуговицами его рубашки, расстегивая их одну за другой, и наконец его грудь обнажилась. Она нежно поцеловала его в плечо, затем в шею, после чего коснулась языком его соска. Он издал тихий стон – стон удовлетворения и желания. Ему хотелось большего, и вместе с тем он был совершенно удовлетворен тем, что имел. Руки ее скользнули ниже. И вместе с тем она продолжала целовать его. Несколько быстрых движений – она расстегнула его брюки. Потом рука ее прикоснулась к его возбужденной плоти.
– Не одна ты умеешь в эту игру играть. – Доминик засмеялся – впервые за много дней, и ее охватила радость.
Он перевернул ее на спину и навалился на нее всей тяжестью своего мускулистого тела. Она посмотрела ему в глаза, которые казались темными как ночь. Глаза эти впились в нее, они смотрели не отрываясь.
– Нет, Доминик, – шепнула она. – Сегодня ночью никаких игр.
Осторожным движением он запустил пальцы в ее волосы, привлек к себе и поцеловал долгим жарким поцелуем. Оторвавшись, наконец, от ее губ, он сказал:
– Ты моя, Кэтрин. Моя навсегда.
Она уткнулась лицом ему в шею, чтобы скрыть слезы, навернувшиеся ей на глаза. Она и будет его навсегда. Ему принадлежало ее сердце, и какое бы расстояние их ни разделяло, этого ничем не изменить. Однако сделка была нечестная. Его тело в обмен на ее сердце. Ей требовалось нечто большее.
А затем его ласки воспламенили ее, и мысли о будущем вылетели у нее из головы. Остался только он. Его пальцы, стаскивавшие платье с ее плеч. И губы, касавшиеся ее соска прямо сквозь тонкую ткань нижней рубашки. Вскоре она полностью открылась перед ним, готовая принять его.
Он снова ее поцеловал, затем прошептал:
– Я хочу делать все не торопясь. Но потом. А сейчас ты нужна мне. Мне нужно почувствовать, что ты обнимаешь меня. Убедиться, что мир не перевернулся. Что есть, по крайней мере, одно место, которое осталось прежним.
