– Будем надеяться, что горничные не выйдут из-под контроля за время её отсутствия, – сказал герцог.
– Что делают вышедшие из-под контроля горничные?
– Не знаю, – ответил он. – Вытирают пыль без остановки?
Она ему улыбнулась, и он почти ощутил, как тает его сердце. Брак оказывал вредоносное влияние на мужскую гордость. Если бы он себя не контролировал, то расплылся бы в ответной идиотской улыбке. Марчмонт сделал вид, будто поправляет перья на её шляпке. Затем разгладил атласные буфы на плечах. Потом он отступил на шаг и критически оглядел свою жену.
Она рассмеялась и подошла ближе, ухватив его за лацканы сюртука.
– Зоя, ты меня помнёшь, – укоризненно сказал он.
Она притянула его к себе.
Герцог наклонился и поцеловал её, на виду у слуг. Когда Люсьен выпрямился, то с удивлением заметил, что Джарвис многозначительно смотрит в другую сторону, а лакеи и носильщики внимательно уставились в пространство.
Марчмонт прошёл с ней к двери, и за дверь, и вниз по ступенькам к ожидавшей её карете. Он помог ей забраться внутрь и закрыл дверцу.
Он смотрел, как карета проследовала в западном направлении, вокруг ограды, окружавшей круглый водоём в центре площади. Увидев, что экипаж свернул на Кинг-стрит, он возвратился в дом. Герцог едва переступил порог, а дверь ещё не закрылась за ним, когда до него донеслись конское ржание, крики и визг людей, и оглушительный треск.
Перепрыгивая через ступеньки, он побежал через площадь в направлении Кинг-стрит.
На заднем плане все вокруг него кричали и визжали. Люсьен сознавал, что люди выбегают из домов, но видел их как тени. Он видел тела вдоль тротуара и на улице. Кровь повсюду. Люди толпились вокруг перевернувшейся кареты. Он растолкал их. И увидел карету. Свой герб.
Внутри находилась Зоя.
Марчмонт мысленно видел её, скачущую впереди него по узкой скаковой дорожке, серое небо, блестящие листья деревьев, почву, скользкую от влаги. Тогда она сбежала в последний раз. В последний раз он гнался за ней, как всегда, вне себя от ярости и страха. Тогда дождь лил на протяжении двух дней, и ей полагалось находиться дома, корпя над греческим и латынью. Она обещала, что будет усердно заниматься, поскольку намеревалась посетить Грецию, Египет и Святую Землю вместе со своими родителями.
Тогда она сбежала в последний раз, и в последний раз он её догнал. Не прошло и года, как Зоя пропала. Навсегда.
Пропала навсегда.
Ему кричали, но звуки не имели никакого смысла.
Марчмонт вскарабкался на обломки. Ему пришлось потрудиться, выламывая дверцу.
Первое, что он увидел – страусовые перья. Они не шевелились.
Ничто не двигалось.
Его сердце тоже перестало биться.
– Зоя!
И громче.
– Зоя!!
Небольшое шевеление. Перья затрепетали.
Но в этот безотрадный день на улице свистел ветер – тот же ветер, который пронёсся мгновение тому назад через площадь, пустив рябь на воде фонтана.
Он потянулся вниз дрожащей рукой.
Перья зашевелились.
Тонкая рука в перчатке поднялась и коснулась его руки.
Его сердце совершило такой кульбит, что он едва не свалился с экипажа. Он сильно сжал её руку, очень сильно.
– Зоя.
– Люсьен.
Она подняла голову и посмотрела вверх. Шляпка сбилась ей на голубые глаза.
– Что ты делаешь там, наверху?
Марчмонт плохо помнил, что происходило сразу после этого. Он впал в своего рода безумие, и мир, казалось, сошёл с ума вместе с ним. Люди толпами стекались на Кинг-стрит отовсюду.
Он едва помнил, как лакеи помогли ему вытащить Зою и её горничную из кареты. Лакеи оказались двумя из виденных им тел. Их сбросило с запяток кареты, либо они спрыгнули сами. У них были синяки, ливреи изорвались и запачкались, но эти повреждения оказались самым худшим, что с ними случилось.
Марчмонт занёс Зою домой на руках. Один из лакеев попытался нести Джарвис, но она не согласилась и ковыляла вслед за хозяевами, крепко зажав зонтик в руке.
Прохожие помогли перенести кучера в конюшни герцога на носилках.
Очевидно, некоторая часть крови, которую видел Марчмонт, принадлежала кучеру.
Большая часть крови была лошадиной, учитывая то, что позднее рассказали ему слуги.
Чтобы разобраться, что произошло, потребовалось время.
Как водится, были свидетели, но все рассказывали разное и говорили одновременно. В любом случае, Марчмонт отказался задержаться, чтобы выслушать их.
Кучер Джон должен был видеть всё. Однако он не был в состоянии для расспросов, даже если бы Марчмонт пожелал его опросить. Герцог не пожелал. Он доверил своего слугу заботам врача, подождав только, чтобы увериться, что у него нет смертельных ран.
Потом он вернулся к Зое и отнёс её в спальню.
Он бы не оставил её, даже чтобы проследить за состоянием кучера, но она убедила его, что невредима – и хочет принять ванну.
Ко времени его возвращения, Зоя, чистая и облачённая в одну из своих прелестных сорочек, сидела у него в кровати, обложенная горой подушек. Если бы она сидела не так тихо – слишком спокойно для Зои – с едва заметной морщинкой между бровей, он бы мог поверить, что несчастный случай совсем не обеспокоил её.
Он подошёл к постели, сел на край и взял жену за руку.
– Бесполезно, – проговорила она. – Я действительно не помню, что случилось. В моей голове одна каша. Я помню, что Джарвис говорила об Олмаке, но я смотрела в противоположную сторону. Прежде чем я повернулась, послышался шум – крик и визг – а потом…
Она нахмурилась.
– Но я не помню, что было потом. В один миг всё было хорошо. Джарвис со мной говорила. Потом был этот ужасный шум.
Она задумалась.
– Думала ли я, что это восстание? Нет, это были лошади. Как на Графтон-стрит. Они кричали от боли и страха. Потом был звук, как от удара… полагаю. Следующее, что я помню – как я гляжу вверх на дверцу кареты и там ты, смотришь на меня. И я подумала, как это странно, что дверца находится наверху, и что ты должен был смотреть на меня снизу.
Она покачала головой.
– От меня никакого толку. Лучше спроси Джарвис. Она что-то видела.
Герцог посмотрел на горничную, которая суетилась над принесённым подносом с чаем.
– Джарвис, ты можешь нас просветить?
Она нахмурилась, опуская поднос Зое на колени. Перевела взгляд с Зои на Марчмонта и назад.
– Скажи ему, – проговорила Зоя. – Что бы ты ни видела, расскажи ему.
– Если кучер был неосторожен, я хочу знать об этом, – сдавленно произнёс Марчмонт.
– Не думаю, ваша светлость, – сказала Джарвис. – Я смотрела в окно, и там был Олмак, и я сказала «Олмак, ваша светлость», поскольку не была уверена, что моя госпожа знает, что это. Потом я заметила, как мужчина выбежал из Кливленд-Ярда прямо на дорогу перед нами. Я закричала, потому что думала, мы его переехали. Когда лошади взвились в воздух и заржали, я подумала, что они его задавили, либо он попал под колёса, либо что-то такое. И это всё, что я успела подумать, потому что потом мы перевернулись – и дальше я не помню. Знаю, что я схватила мою госпожу. Я могла думать только об одном – как бы она не ударилась головой. Я не хот-т-тела, чтобы она ударилась г-г-головой.
