– Вам нечего опасаться, – сказала она, стараясь говорить небрежным тоном. – Обещаю, что не трону вас, милорд.
Она почти увидела, как дрогнули его губы в слабой улыбке.
– Этого я не опасаюсь. – Он закончил раздеваться и улегся на койку рядом с ней, а она вжалась в стенку, освобождая для него место.
Ее сердце стучало. Она молила Бога, чтобы он не заговорил с ней. Они лежали в молчании, стараясь не дотрагиваться друг до друга. Каждый раз, когда он делал какое-то движение, Тори воображала, как двигаются мышцы под его кожей, как напрягаются сухожилия его длинных ног. Она хотела, чтобы он повернулся и прикоснулся к ней. Она так страдала, что готова была молить его поверить ей.
"Я никогда не изменяла вам с Джулианом! Я не хочу, чтобы брак был признан недействительным! Я никогда не любила никого, кроме вас!"
Но она не произнесла этих слов. Она любила своего мужа, но он-то не любил ее. Он был несчастлив в браке, он старался проводить с ней как можно меньше времени. И в конце концов, он тоже сделал ее несчастной. Хоть в этом у них было что-то общее.
Снаружи буйствовал ветер, обрушивая на судно волны, заливая бортовой иллюминатор, но шторм не усиливался. «Соловей» продолжал прокладывать себе путь через бурное море, усталость брала свое, и глаза у Тори закрылись.
Должно быть, она заснула. А когда она проснулась, через иллюминатор пробивался слабый серенький свет. В каюте было холодно, но в ее тело вливалось тепло, и она сообразила, что лежит, прижавшись в Корду, его большое тело окутывает ее. Он был голым – он всегда спал дома голым, его грудь прижималась к ее спине.
Должно быть, во сне Тори придвинулась к мужу. Она успокоилась, услышав его ровное дыхание и поняв, что он спит.
Тори попыталась отодвинуться, но сильная рука обхватила ее плечо, а длинная нога приковала к койке. Может быть, стоит просто наслаждаться тем, что он рядом, ведь когда они вернутся домой, он исчезнет из ее жизни.
Она прикрыла глаза и вызвала в своем воображении ночь, когда в этой каюте они любили друг друга. Тогда он страстно желал ее. И она его тоже.
Для нее ничто не изменилось.
Желание охватило ее при воспоминании о его ладонях на груди, о его языке, оставляющем горячие следы на коже. Тори беспокойно задвигалась.
– Если вы пошевелитесь… даже чуть-чуть… я не отвечаю за последствия.
Тори задышала чаще. Ничего ей не хотелось так сильно, как того, чтобы Корд не выдержал. Этого не должно произойти. Это было бы лишним для обоих.
Но ее бедра задвигались, не считаясь с ней. Ее тело было не в силах сопротивляться.
Корд тихо чертыхнулся, обхватил ее за бедра и вошел. Она услышала его стон. Тори, наслаждаясь его страстностью, полностью открылась ему, как было всегда.
Корд глубоко вошел в нее и тихо зашептал в ухо:
– А он мог сделать вам так хорошо? – Он вышел и снова вошел в нее. – Мог, Виктория?
Ее глаза жгли подступившие слезы.
– Нет, – искренне ответила она. – Никто, кроме вас, Корд.
Он снова и снова заполнял ее, пока они оба не достигли наслаждения.
Тори отодвинулась, удовлетворенная, но Корд не стал медлить. Он встал с койки. Слабый свет, пробивающийся через иллюминатор, позволял различать его великолепное тело. Его грудь вздымалась, мышцы напряглись, когда он нагнулся, чтобы поднять одежду.
– Я знал, что это была плохая идея. – Его лицо было утомленным и полным сожаления, и ей стало больно.
– В самом деле?
Его львиные глаза приковали ее к постели.
– Вы так не думаете?
– Я думаю, мы всегда идеально подходили друг другу.
Корд молчал, мрачный и озабоченный. Отвернувшись, он оделся, потом натянул сапоги.
– Вам лучше одеться. Кок приготовил завтрак, и вам необходимо поесть.
Шторм задержал их в пути; когда они достигли конечной цели, день начинал клониться к вечеру. На заре следующего дня капитан Итан Шарп должен был стоять под Дулами ружей, обвиненный в шпионаже в пользу Англии, которым он в действительности и занимался.
У них была только одна ночь, чтобы проделать путь к тюрьме, освободить капитана и вернуться на судно. Если учесть, что две первые попытки провалились – а они готовились куда тщательнее, чем эта, – перед спасителями стояла задача, требующая отваги Геракла.
Но они были полны решимости выполнить ее. До наступления темноты Тори надела поношенное серое платье и присоединилась к Корду, стоявшему на палубе. Он проверил, заряжен ли пистолет, как то же самое сделал Шеффилд.
– Готовы? – спросил Рейф.
Корд взглянул на нее.
– Еще не поздно отказаться. Мы придумаем что-нибудь другое.
– Я не меняю своих решений.
Корд стиснул зубы, Рейф кивнул и взмахом головы указал за борт. Они спустили веревочный трап в маленькую шлюпку, покачивающуюся на воде рядом со шхуной. Молоденький светловолосый матрос сидел на веслах. Он доставил их на берег, вытащил шлюпку на песок, и Корд помог Тори выбраться из лодки.
Макс Брадли ожидал их поблизости, Тори тут же узнала его – грубое лицо агента врезалось ей в память с первой встречи.
– Слава Богу, вы получили мое известие, – сказал Брадли по-французски. – Я боялся, что вы не получите его вовремя.
Теперь, когда они были на берегу, было опасно говорить по-английски. И Корд, и Рейф сносно знали французский. Макс, который провел в этой стране годы, и Тори, которую отличали способности к языкам, могли сойти за местных.
– Сколько понадобится времени, чтобы добраться до тюрьмы? – спросил Корд.
– У меня тут фургон неподалеку. Тюрьма в часе езды отсюда. Надо спешить. – Макс взглянул на Викторию.
– Моя жена, – сказал Корд, представляя ее, его рука при этом твердо легла ей на талию. – Она вызвалась отвлечь стражников, чтобы мы могли попасть внутрь. – Он решил, что, попав в тюремные коридоры, будет держаться ближе к двери, чтобы иметь возможность вмешаться, если что-то пойдет не так.
Корд помог Тори взобраться на сиденье рядом с Максом. Макс стегнул лошадей, и две мосластые серые лошади неспешно двинулись с места. Когда фургон въезжал на разбитую пыльную дорогу, Тори изо всех сил вцепилась в край жесткого деревянного сиденья.
Она не боялась, когда предлагала свою помощь. Но с каждой милей, приближающей их к тюрьме, страх усиливался, а сердце начинало биться все чаще.
Время тянулось нескончаемо долго, но ехать быстрее означало бы привлечь нежелательное внимание. Им нельзя позволить себе ни малейшей оплошности. Это был последний шанс капитана Шарпа, и все они помнили об этом.
Причем в опасности сейчас был не только капитан.
Когда они добрались до холма, за которым скрывалась тюрьма, в ночном небе высоко висела серебристая луна. Брадли остановил фургон под густой кроной старого дерева.
