Катерина в порыве восхищения сжала руку Карла. Карета по мосту, переброшенному через ров, проехала в главный внутренний двор и остановилась у ворот Анны Болейн, у подножия лестницы, ведущей в Главный зал.
Карл помог Катерине выйти, и они поднялись по широким каменным ступеням лестницы, по краям которой стоял навытяжку почетный гвардейский караул в парадных мундирах. Карл с высоты своего роста поглядывал на светящееся счастьем лицо Катерины и думал, что медовый месяц с этой девочкой может оказаться захватывающим.
Катерина вступила под своды Главного зала и замерла в благоговейном восторге. Зал потрясал уже своими размерами — сто шесть футов в длину, сорок в ширину и шестьдесят футов в высоту. Ее взгляд взлетел к великолепному потолку с лепным орнаментом в стиле Итальянского Ренессанса. Все деревянные части потолка были отделаны золотом.
Катерина, как во сне, двигалась по залу к тронному возвышению под высоким балдахином. Она была не слишком сведуща в истории Англии, но слышала о колоритной фигуре Генриха VIII и на мгновение представила его в царственном облачении, восседающим на троне в окружении многочисленных жен.
Карл улыбнулся, глядя на крошечную хрупкую фигурку, затерявшуюся в просторах Главного зала. Сердце его сжалось от нежности, и он решил, что должен окружить эту девочку вниманием и заботой, сделать ее счастливой.
Она обернулась к Карлу и с первым проблеском кокетства воскликнула:
— Надеюсь, Карл, вы ограничитесь одной женой!
Словно прочтя ее мысли, Карл насмешливо спросил:
— Генрих? Неужели слава о моем любвеобильном предке дошла до Португалии?
— Я слышала много историй о нем, — согласилась Катерина. Ей хотелось подольше задержаться в Главном зале, полюбоваться игрой света, льющегося сквозь многочисленные окна, и рассмотреть изумительные настенные гобелены, отливающие всеми цветами радуги.
Но Карлу не терпелось показать ей новую обстановку королевской опочивальни, и она, рассмеявшись, поспешила вслед за ним. Зайдя в эту небольшую комнату, она поняла его нетерпение. Вкус Карла сложился в годы изгнания под влиянием французской моды, он имел особую любовь к серебряным украшениям. Листовое серебро наносилось на поверхность мебели, и в результате казалось, что она целиком сделана из чистого серебра. Многие находили этот стиль холодноватым, но Катерина пришла в восторг, увидев серебряное королевское ложе с пурпурным пологом, чем доставила большое удовольствие Карлу.
Ей хотелось сказать ему что-нибудь необычайно остроумное и изящное, чтобы поблагодарить его и проявить себя, но ее знание английского было довольно скудным и к тому же она испытывала крайнее смущение.
— Благодарю вас, сир, — пролепетала она почти шепотом, но и этого было достаточно для Карла. Он нежно поцеловал ее мягкие темные волосы и поднял ее на руки.
В эти дни Катерина казалась Карлу просто очаровательной. Его любимая сестра, Киска, вышла замуж за Филиппа, герцога Орлеанского, порочного младшего брата короля Луи XIV. Мрачные мысли одолевали Карла, когда он представлял себе медовый месяц Киски. Филипп рядился в женское платье и имел склонность к мальчикам. Филипп ненавидел Киску, поскольку она была истинной женщиной, и не упускал случая унизить ее. Карл решил подарить своей юной супруге настоящий медовый месяц, которого не суждено было узнать его милой сестре.
К дому Барбары то и дело подкатывали кареты: придворным хотелось посплетничать о медовом месяце короля.
— Слухи о том, что она безобразна, лишены оснований, — заявляли они. — Она миловидна и совсем молода, а король без ума от нее.
Барбара была слишком горда, чтобы показать, какую обиду наносят ей их слова. Она сидела с непроницаемым лицом и молчала, почти не принимая участия в разговорах. Затем она овладела собой и, предложив гостям вина и фруктов, завела оживленную беседу.
Ночью Барбара так и не смогла уснуть. Ребенку скоро пора было появиться на свет, и ей самой хотелось, чтобы роды прошли как можно быстрее.
«Я сразу стану опять стройной и красивой. И заставлю Карла вспомнить, что он любит меня», — твердила она.
В Гемптон-Корте ежедневно устраивались пышные празднества, и Барбара рисовала себе терзающие душу картины — танцующих вместе Карла и Катерину. Порой ею овладевала ненависть, и она клялась отомстить.
Положение Барбары отнюдь не облегчило появление в доме Роджера. Присутствие в доме супруга любовницы короля считалось благоразумным во время рождения королевского отпрыска.
Барбару раздражало, что Роджер вел себя так, словно искренне верил, что рождается его собственное дитя. Он заботился о ней, как преданный любящий супруг. Когда-то у Роджера были две мечты в жизни — подняться как можно выше по служебной лестнице и жениться на Барбаре Вилльерс. Он достиг и того, и другого, но жизнь его была безрадостной. На душе его становилось все тяжелее.
Ранним июньским днем у Барбары начались родовые схватки, и она с радостью приветствовала их. Первого ребенка, Анну, она родила с необычайной легкостью, со вторым было еще легче. Ей поднесли сморщенного младенца, и Барбара взглянула на него с нежностью. Она подарила Карлу сына.
Роджер приблизился к кровати и, не сводя глаз с матери и ребенка, думал, что никогда еще не видел такой ослепительно красивой женщины. Лишенное косметики лицо было немного бледным, влажные волосы в беспорядке рассыпались по подушкам, однако глаза излучали мягкий свет, и она казалась невероятно привлекательной.
У Роджера перехватило дыхание.
— Как мы назовем ребенка?
Барбара улыбалась. Она была так счастлива, что в этот момент любила даже Роджера.
— Мы назовем его, как короля, Карлом, — тихо сказала она.
Это было вполне традиционно, но лицо Роджера омрачилось. На мгновение он забыл о настоящем отце ребенка. Ему всегда отчаянно хотелось, чтобы Барбара подарила ему сына, и он почти уверил себя в том, что это его ребенок. Ее слова развеяли его мечту, он отвернулся и, выходя из комнаты, бросил через плечо:
— Я прикажу известить короля о его рождении.
Барбара с нежностью поцеловала головку малыша и отдала его няне.
— Быстро позови моих девушек! — приказала она. — Они должны срочно привести меня в порядок.
Нэнси и Джейн вбежали в комнату и занялись туалетом Барбары. Предстоящая встреча с королем привела ее в состояние лихорадочного возбуждения, она нервно посмеивалась, то и дело поругивая девушек за медлительность и неловкость.
Нэнси посыпала влажные волосы Барбары пудрой, чтобы привести их в порядок, и теперь старательно расчесывала их, удаляя остатки пудры. Барбара просила вымыть ей голову, но Нэнси пришла в ужас от этой просьбы и решительно сказала:
