— Солнце уже встает, — прошептал Луис.
— Я хотела бы остановить время, — вздохнула Жоан, — но не могу. Увы, время неумолимо. Пора вылезать, Луис, а то мы сморщимся, как чернослив.
Он с удовольствием наблюдал, как она встает и заворачивается в полотенце.
— Луис?
— Да?
— Что ты собираешься делать?
— Переправить тебя к Франку. Там ты будешь в безопасности.
— Но это невозможно. Я никуда не поеду. Неужели ты думаешь, что я буду сидеть у Франка в то время, когда ты станешь подвергать себя опасности?
— Я не совершу глупостей, милая, Я лишь хочу наказать этого мерзавца. Он не только пытался разрушить мою карьеру, помешать работе. Он хотел убить тебя.
— Да. И он обманул меня так жестоко, выдав себя за моего отца, — она покачала головой. — Я ведь едва не полюбила его. Вот уж правда, никогда не знаешь, кто перед тобой.
— Значит, ты понимаешь, почему я не могу позволить ему убежать. Жоан, этот человек опасен.
— Я это знаю. Я была с тобой в гробнице, ты разве забыл?
— Извини, я не это имел в виду. Побудь здесь, по крайней мере, пока.
— Нет. Если ты вернешься на раскопки, а я знаю, что ты собираешься туда, я пойду с тобой.
Луис тяжело вздохнул. Он уже понял, что отговорить Жоан не удастся.
— Нужно поговорить с Мендрано, узнать его планы. Он очень беспокоится о детях.
— Тогда пойдем к нему.
— Ты ужасно самоуверенна, Жоан!
— Нет, но я уверена в Мендрано. Он захочет вернуться, чтобы убедиться, что его дети в безопасности. Кроме того, все наши рабочие еще там. Мак-Комби будет поражен, когда увидит, что мы живы. Втроем мы с ним справимся. У тебя есть оружие?
— Да. Ружья, револьверы, патроны. Вот так сюрприз подкинем мы ему, если только…
— Что?
— Если только в это не замешан никто другой, кроме Алекса. Вдруг у него есть сообщники? А если так, то, мне кажется, он их предал, — сказал Луис.
— Не понимаю.
— Допустим, он заставил их поверить, что в гробнице нет сокровищ. Может быть, жадность одолела его, и он решил оставить все себе. В таком случае, он затеял игру куда опаснее, чем мы думали.
— Что же он будет делать?
— В первую очередь под тем или иным предлогом избавиться от рабочих, — тревожно произнес Перье. — Пора будить Мендрано, искать оружие и двигаться в путь. До раскопок не меньше часа пути, и нам придется разработать какой-то план. Надо преподнести этому негодяю сюрприз.
Солнце поднималось выше и выше, и даже гигантские кроны деревьев не спасали от жары, становившейся невыносимой. Жоан была вся мокрая от пота, пряди волос липли к лицу. Луис время от времени смачивал платок и вытирал ее горящий болью лоб. Девушка уворачивалась, уверяя Луиса, что с ней все в порядке.
Тропа поднималась в гору, поэтому идти становилось все тяжелее. Болели мышцы на ногах; ремень, на котором висело ружье, впивался в плечо, с каждым шагом становясь все тяжелее и тяжелее. Но Жоан не жаловалась. Она знала, стоит ей это сделать, Мендрано или Луис возьмут ружье, и тогда им будет идти еще труднее.
Чтобы отвлечься, она стала вспоминать время, которое они провели вместе с Луисом. Она думала о его мужестве, когда пала духом и почти сдалась там, в гробнице. Жоан думала о судьбе, приведшей ее в чужой край, где она нашла любовь, так неожиданно встретив Луиса.
Неожиданно Мендрано замер, и Жоан налетела на него, едва не сбив с ног. Мгновенно рядом оказался Луис, подхвативший тяжелое ружье.
— Надо передохнуть, — сказал колумбиец. Они уселись на гигантские переплетенные корни, тяжело дыша от усталости.
— Пей, но медленно и осторожно, — предупредил Луис, протягивая Жоан фляжку.
Она сделала несколько глотков, показавшихся ей живительным, бодрящим водопадом. Взглянув на Мендрано, она спросила:
— Сколько еще?
— Вы прошли огромное расстояние, — улыбнулся тот. — Гораздо больше, чем думаете. Теперь я верю Луису. Вы — мужественная девушка.
Она улыбнулась колумбийцу.
— Спасибо, но я не уверена, что меня хватит надолго. Жара и заросли отнимают все силы.
Девушка повернулась к Луису, сидевшему рядом.
— Мы прошли больше половины пути, — сказал он, попивая из фляжки. — Но, боюсь, эта половина была легкой.
— Легкой? — выдохнула она.
— Теперь нам придется идти по высокогорью. Дорога станет круче. Если почувствуешь, что тебе нужен отдых, скажи. Мы остановимся. Иначе, ты вообще не дойдешь. Ты меня слушаешь? — спросил Луис.
— Да. Слушаю.
— Это правда, я не пугаю тебя. Если у тебя закружится голова, сразу остановись.
— Хорошо, — кивнула Жоан.
Он заглянул в ее глаза и убрал влажные пряди волос с лица.
— Я люблю тебя, — тихо сказал он. — Я очень тебя люблю. Обещай мне, что будешь осторожна.
— Обещаю.
Луис нежно поцеловал ее.
Франк остановился. Все собрались вокруг него, пораженные открывшейся картиной. Несметные богатства лежали перед ними. Это походило на ожившую легенду. Но людей нигде не было видно. Свет принесенных ламп дрожал в густом, липком мраке. Гулкое эхо пряталось в потолочных сводах.
Франк изо всех сил боролся с приступом клаустрофобии. Он держался только благодаря мысли о том, что должен спасти своих друзей. Все стояли в полной тишине.
— Посмотрите, — нарушил молчание Ланнек, — весь алтарь сдвинут. А не думаете ли вы? — Опытным глазом он осмотрел всю комнату, потом поднялся на ступени, изучил конструкцию и понял, что, видимо, свет лампы или ее вес открывали невидимый механизм.
— Изумительно! — пробормотал он, а затем спустился и присоединился к остальным.
— Вы думаете, это выход? — спросил Жозеф, когда они торопливо направились к черному проему за алтарем.
— Надеюсь, это так, — произнес ученый.
То, что им пришлось увидеть на самом нижнем уровне, вызвало ужас. Однако ни Жоан, ни Луиса, ни Мендрано там тоже не было.
Сальма смотрела на два человеческих скелета глазами, полными невыразимой печали. Франк подошел к ней, взял за руку и успокаивающе сказал:
— Они мертвы уже несколько веков.
— Такая страшная смерть, — прошептала Сальма.
— Милая, это король и королева, которые предпочли страшную смерть, нежели разлуку. Они любили друг друга так сильно и искренне, так же искренне, как мы. Не грусти, моя прекрасная девочка, я с тобой.
— Здесь нет ни мужчин, ни моей дочери, — констатировал Ланнек. — Где они?
— Не знаю. Это-то меня и тревожит, — отвечал Франк.
— Не стоит считать их мертвыми до тех пор, пока мы не убедимся в этом, — заключил Жозеф.
