– Ты храбрая девочка, Лиззи, – сказала Клодия, – ты не только отправилась в путь одна, но и не поддалась панике, когда заблудилась. Конечно, нам придется как следует выдрессировать Хораса, потому что поводырь из него пока неважный. Но я все равно безмерно горжусь тобой.
– А я тобой всегда горжусь, – заверил Джозеф. – Особенно сегодня. Моя малышка взрослеет и становится самостоятельной!
Лиззи перестала сосать палец, приникла к отцу и широко зевнула. Неудивительно, что после сегодняшней беготни на свежем воздухе ее клонило в сон, несмотря на пережитый испуг.
Джозеф продолжал укачивать ее, как делал, когда она была совсем маленькой. Он запрокинул голову и закрыл глаза, под ресницами заблестели слезы, одна скатилась по щеке, оставив на ней тонкий влажный след.
Ощутив легкое, как перышко, прикосновение к той же щеке, он открыл глаза и увидел, что Клодия пытается стереть слезы.
Они посмотрели друг на друга долго и пристально, Джозефу показалось, что он прочел ее мысли, заглянул в глубину ее души. И теперь был готов остаться с ней навсегда.
– Я люблю тебя, – произнес он, но с губ не сорвалось ни звука.
Она прочла его слова по губам, отступила на шаг, приподняла подбородок и сжала губы в почти прямую тонкую линию. Но глаза не изменились – они не могли измениться. Только они позволяли заглянуть в ее душу, проникнуть сквозь доспехи, которые она носила не снимая. Ее глаза ответили ему, хотя выражение лица отрицало это.
«Я тоже люблю тебя».
– Надо поскорее доставить Лиззи в поместье, – сказал Джозеф, – и успокоить остальных – они же до сих пор сбиваются с ног, разыскивая ее.
– Меня? – переспросила Лиззи. – Они ищут меня?
– Все полюбили тебя, милая, – объяснил он, снова поцеловал ее в щеку и поднялся, не отпуская дочь. – И признаться, я их понимаю.
Они вышли на порог, Клодия закрыла дверь хижины. Оказалось, что к ней ведет неприметная тропинка. В хижине было чисто и уютно – значит, в ней часто бывали, проложив для этой цели тропу от аллеи через лес. Клодия и Джозеф двинулись по тропе и действительно вскоре вышли на аллею в том месте, откуда был виден мост.
К мосту Клодия приблизилась первой, дошла до середины, замахала руками и стала звать всех, кто находился в пределах видимости. Ее сразу поняли: поиски окончены, Лиззи нашлась.
У озера их уже ждали все гости и хозяева поместья. В пути Лиззи задремала. Хорас бежал впереди, тяжело дышал и тявкал.
Их встретили как героев. Всем хотелось прикоснуться к Лиззи, спросить, не пострадала ли она, узнать, что случилось, рассказать, как они искали, искали и уже почти отчаялись увидеть ее.
– У тебя, Аттингсборо, наверняка руки отваливаются от тяжести, – вмешался Росторн. – Дай-ка теперь я ее понесу. Иди ко мне, cherie.
– Нет. – Джозеф крепче прижал к себе девочку. – Спасибо, но со мной ей будет лучше.
– Ее надо немедленно увезти в Линдси-Холл, – заявила Уилма. – Всех переполошила, чуть было не испортила чудесный пикник! Вам и вправду надлежало исполнять свои прямые обязанности, мисс Мартин, и следить за этой девочкой, вместо того чтобы докучать тем, кто вам неровня!
– Уилма, прекратите! – выпалил Невилл.
– Нет уж! – взвилась она. – Я требую изви…
– Сейчас не время для несправедливых упреков и обвинений, – перебила Гвен. – Помолчите, Уилма.
– Нет, раз уж речь зашла об этом, – начала Порция, – кто-то должен открыто заявить, что это неуважение к леди Редфилд и леди Рейвенсберг – привозить сюда, в приличное общество, нищих, обучающихся из милости, а затем бросать их без присмотра. А слепая нищенка – это уж слишком! Мы считаем своим долгом…
– Лиззи Пикфорд, – прервал ее Джозеф твердо и так четко, что каждое слово донеслось до слушателей – его отца и матери, его сестры, невесты, многочисленных родственников, знакомых и незнакомых, – моя дочь. И я люблю ее больше жизни.
Он почувствовал прикосновение руки Клодии, наклонился и поцеловал запрокинутое личико Лиззи. Невилл положил ладонь на плечо друга и крепко пожал его.
Над лужайкой повисло ледяное молчание, словно заглушившее голоса детей, играющих неподалеку.
Слова леди Саттон и мисс Хант вонзились в сердце Клодии подобно ножу. На эти обвинения, высказанные сгоряча, ей было нечего возразить. Она и вправду во всем виновата: никто не заставлял ее отправляться на прогулку с Чарли – да, «с тем, кто вам неровня» – и бросать Лиззи без присмотра.
Но сильнее личной обиды и раскаяния была ярость, вызванная обидой за учениц, и без того обделенных судьбой, о которых с таким пренебрежением говорили в их присутствии. И она ничего не смогла сказать в их защиту. Может быть, леди Рейвенсберг известит мисс Хант, что девочки здесь по личному приглашению хозяйки дома?.. Но первым заговорил маркиз Аттингсборо.
«Лиззи Пикфорд – моя дочь. И я люблю ее больше жизни».
Гнев и раскаяние были тут же забыты, сменились глубокой тревогой. Клодия коснулась руки маркиза и с беспокойством устремила взгляд на Лиззи.
Большинство младших детей играли со свойственной их возрасту неиссякающей энергией и не подозревали, что совсем рядом разворачивается драма. Но детские крики лишь подчеркивали зловещий характер молчания взрослых.
Миловидная хромоножка леди Мьюир опомнилась первой.
– Уилма, что вы натворили! Да и вы тоже, мисс Хант. Как вам обеим не совестно!
– Ученицы мисс Мартин, – добавила графиня Редфилд, – прибыли сюда по моему личному приглашению.
– И по моему, – добавила леди Рейвенсберг. – Я очень рада их видеть. Всех до единой.
Но все вновь умолкли, когда на ноги поднялся герцог Энбери.
– Что это? – вопросил он, свирепо хмурясь, но явно не ожидая ответа. – Мой сын делает столь вульгарное признание в избранном обществе? В присутствии лорда и леди Редфилд, в их собственном доме? В присутствии его матери и сестры? И невесты? И всего света?
Клодия поспешно отдернула руку. Лиззи уткнулась в отцовскую грудь.
– Еще никогда в жизни меня не оскорбляли так, как сегодня, – заявила мисс Хант. – По-вашему, я должна терпеть такое?
– Успокойтесь, дорогая моя мисс Хант. – Графиня Саттон похлопала ее по руке. – Джозеф, я сгораю от стыда за тебя и надеюсь только, что ты погорячился и сам этому не рад. Думаю, тебе пора принести публичные извинения папе, мисс Хант и леди Редфилд.
– Я прошу прошения, – кивнул Джозеф, – за все беспокойство, которое причинил собравшимся, и за обстоятельства, при которых признал Лиззи своей дочерью. Но о том, что она моя дочь, я ничуть не жалею. Как и о том, что я люблю ее.
– О, Джозеф! – Герцогиня Энбери тоже поднялась и приблизилась к сыну. – Так это твой ребенок? Твоя дочь? И моя внучка?
