— Это зависит от того, как себя чувствует моя жена, док. — Джейк выхватил бутылку из рук изумленной Аманды. — Я не хочу, чтобы вы напились, пока смотрите за моей женой.
Врач оскорбленно выпрямился во весь рост и с негодованием произнес:
— Я никогда не принимал родов в нетрезвом состоянии, мистер Стил. И хочу, чтобы вы знали: меня обидело ваше предположение. Ваша жена сейчас отдыхает. Боли утихли, хотя, по всей видимости, схватки будут продолжаться до вечера. Она еще… Неважно. Скажем, она родит еще не очень скоро.
— Можно мне к ней подняться? — взволнованно спросил Джейк, забыв про свою грубость.
— Это зависит от того, собираетесь ли вы допить эту бутылку виски, — ответил доктор. — И от того, сможете ли вы оставаться спокойным и сдержанным. Кассандру сейчас нельзя волновать.
Аманда и Морган обеспокоенно переглянулись: им ли не знать, что Джейк не умеет долго оставаться сдержанным.
Джейк покраснел:
— Я не принесу вреда своей жене. Я ее люблю.
— Позвольте ему подняться, док, — попросил Морган. — Он имеет право быть рядом со своей женой.
— Пожалуйста, доктор Листон, — поддержала его Аманда. — Джейк не будет волновать Касси. Права, Джейк?
Расценив молчание доктора как знак согласия, Джейк кивнул, сунул ему бутылку виски и стремглав кинулся вверх; вслед ему смотрели три улыбающихся лица.
Кончита прижала пухлые пальцы к губам, показывая Джейку, что Кассандра спит.
— Пусть отдохнет, сеньор Джейк, — прошептала она. — Сеньоре предстоит тяжелая работа.
— Обещаю не будить ее, Кончита, но я хотел бы на несколько минут остаться с Касси наедине. Мне нужно ей кое-что сказать.
Мексиканка понимающе улыбнулась и похлопала Джейка по плечу.
— Давно пора, сеньор. Я уж боялась, вы никогда не одумаетесь. Я смотрю в ваши глаза и вижу, что в них светится любовь к прекрасной сеньоре.
У Джейка потеплел взгляд, он поцеловал славную женщину в щеку.
— От тебя ничего не укроется, верно? — Он подмигнул, и экономка, расплывшись в улыбке, вышла из комнаты.
Пододвинув стул к кровати, Джейк посмотрел на жену и нахмурился. Солнце, струившееся сквозь распахнутое окно, освещало ее усталое, измученное лицо. Она больше была похожа на ребенка в огромной белой рубашке, чем на женщину, которая вот-вот родит.
Таинство рождения пугало его, он с трудом проглотил комок, растущий в горле. Многие женщины не выживали. Если что-нибудь случится с ней…
Он затряс головой, не позволяя себе думать об этом. Он не допустит.
— Касси, милая, — нежно прошептал он. — Прости, что я был таким дураком. Если с тобой ничего не случится, я оправдаю все твои надежды. Я люблю тебя, Касси. Я люблю тебя больше всего на свете. И не хочу жить без тебя, милая. Не смогу. — Его душили слезы. — Я…
Его остановила рука.
— Ш-ш-ш, — ответила Касси и открыла глаза. Несмотря на боль, ее сердце наполнилось радостью: Джейк любит ее.
— Не тревожься. Ничего не случится ни со мной, ни с ребенком. Особенно теперь, когда я знаю, как ты ко мне относишься. Так просто тебе от меня не отделаться, Джейк Стил. — Она попыталась улыбнуться, но вместо улыбки получилась гримаса: снова начались схватки.
— Ты сможешь меня простить? — спросил он, наклоняясь и нежно целуя ее в губы.
— Я тебя люблю, — ответила она и снова погрузилась в тяжелый сон.
Томас Саймон Стил, от роду неделя, мирно спал в прелестной колыбели из каштанового дерева, в которой когда-то лежали и Джейк, и Морган, не подозревая о спорах, которые вызвало его появление на свет.
Его назвали в честь обоих дедов, и Кассандра опасалась, что это последний компромисс, которого они с Джейком достигли относительно их сына.
Облокотившись на подушки, она смотрела на каменную челюсть мужа и гадала, отчего он такой упрямый. Он напрочь отказался даже думать о том, чтобы вернуться в Нью-Йорк.
— Я не понимаю, почему ты уперся, Джейк. Подумай, что может предложить нашему сыну городская жизнь. Да только школы должны тебя убедить, что единственное и лучшее решение — переехать на Восток.
Джейк смотрел на спящего младенца — своего сына! — и дивился совершенству его черт. Волосы у него были цвета воронова крыла, как у отца, глаза — сапфирово-синие, как у матери. Сердце Джейка переполнялось гордостью при мысли, что он участвовал в создании чего-то столь замечательного. Проведя загрубевшим пальцем по атласной щечке, он подумал, что большего счастья невозможно представить.
Разве что Кассандра передумает.
Вот упрямая женщина. Переехать в Нью-Йорк! Да она ума лишилась! Чтобы он позволил поселить маленького Томаса среди грязи и миазмов столичного города. И речи быть не может.
— Томасу еще не скоро в школу, Касси. И кто сказал, что в Нью-Йорке школы лучше? Мы с Морганом тоже учились правописанию и арифметике. Мы не деревенские невежды какие-нибудь.
Она перевела взгляд на трепещущие оконные занавески. Теплый ветерок почти не освежал душную комнату, в которой она была заключена после рождения Томаса. Иссохший коричневый ландшафт за окно почти не орошался дождем, и почти ничто не утишало ее беспокойства. Она мучилась от усталости, жары и не желала, чтобы к этому прибавлялась и несговорчивость мужа.
Когда-то Джейк хотел жить в Нью-Йорке. Почему же теперь передумал?
Она увидела неуступчивость в его взгляде и вздохнула. Ее отец посмеется, узнав, что его упрямая, своевольная дочь нашла себе пару под стать.
Однако пока она не собиралась признавать поражение.
— Почему ты все выворачиваешь наизнанку? Я ничего подобного не подразумевала. Но ты должен согласиться, что город представляет ребенку бесчисленные возможности.
Задетый, несмотря на ее уверения, Джейк сказал:
— Даллас тоже город. Он растет не по дням, а по часам. Только что открылся новый магазин, и поговаривают о библиотеке. — «Пусть оценит», — подумал он довольно.
— То, что ее до сих пор нет, говорит само за себя. Будь благоразумен, Джейк. У моего отца связи. Когда придет время, он сможет устроить Томаса в Гарвард.
Джейк почесал в затылке, не желая сознаваться, что понятия не имеет, что такое Гарвард, и вздохнул.
— Мой сын не будет хлыщом, как твой приятель Гарри Уинслоу. Я не удивлюсь, если он окажется из этих, чудных. Ну, ты помнишь… как тот, из магазина в Нью-Йорке. Говорю тебе, Касси, мальчик должен расти не в городе. Ему нужны открытые пространства и свежий воздух, а не асфальт и серое небо, когда непонятно, что на дворе, день или ночь.
Кассандра скрестила руки на груди, которая переполнилась и ныла: приближалось время кормления, — и вызывающе посмотрела на мужа.
— Это твое последнее слово? Если да, то нам предстоят годы споров и сражений.
