— Что случилось, Элизабет? Ты находилась там, когда было это сражение? Я сейчас об этом подумала, а лорд Сторм почти ничего не рассказал мне.
— У него на это были причины, мадам, — ответила Элизабет. Она вскинула голову и сжала плечи. — Когда мы останемся одни, я все вам расскажу. Вы вправе это знать, я не буду ничего скрывать.
Элизабет кратко изложила ход событий, ничего не утаивая, даже мотивы своих действий. Она со зверским наслаждением выставила на обозрение свою вину, испытывая такую потребность в наказании, что сошла бы с ума, не сделав это. Если леди Херефорд расскажет Роджеру, тем лучше; она будет рада и этому, потому что извелась до такой степени, что стала считать себя недостойной его любви. Еще когда Элизабет все это изливала, она надеялась, что печаль оставит ее и она будет сожалеть не о проступке, а о своей горячности; но, как это всегда с ней происходило, чувства увели ее в другую сторону, и ее целью стало просто облегчить себе душу.
— Я говорила ему, что он пожалеет, взяв тебя в жены! — сердито крикнула леди Херефорд. — Он ничего не понимает в женщинах. Он готов бежать за всякой хорошенькой мордашкой. Сейчас он один и может все здраво взвесить. Помоги мне, Боже, я освобожу его от тебя. Теперь, когда ты показала свое вероломство и непостоянство, он послушает меня. Ребенка от него у тебя нет. Мы достаточно богаты… В крайнем случае я продам завещанное мне имущество и золото. Мы купим у папы разрешение разорвать этот несчастный брак. Это противно Божьей воле, чтобы такой прекрасный человек, как мой сын, был связан с такой порочной женщиной.
* * *
На вторую ночь в Девайзисе Херефорда разбудил Вальтер, который тряс его и окликал по имени. Роджер сразу проснулся и был готов действовать.
— Тревога?
— Нет, пока не знаю, в чем дело. Прибыл курьер…
— Значит, у тебя ночное дежурство? — Херефорд говорил с некоторым раздражением человека, внезапно пробужденного от хорошего сна. — Но ты еще сам не разучился читать?
— Мне приятно знать, что ты такого высокого мнения о моих способностях. — Вальтер отвечал ядовито, начиная злиться все больше. Но служба оставалась службой, и он изо всех сил сдерживался, глотая обиду. — Донесение должно быть передано тебе лично. Отрубить нарочному башку и отнять письмо? Или сказать, что граф Херефорд почивают и не должно сметь их будить?
Херефорд почесал в затылке и зевнул.
— Хорошо, зови. — Он с некоторым усилием приподнялся в постели, осторожно двигая левой рукой и морщась на ее неподатливость, взял свиток, протянутый ему усталым курьером, но, взглянув на печать, тут же передал Вальтеру: — Раскрой. С одной рукой не управлюсь.
Вальтер тоже посмотрел на печать, ее рисунок был незнаком и ничего ему не говорил. Наблюдая за братом, который по мере чтения мрачнел все больше и больше, Вальтер не вытерпел и спросил, что плохого там сообщалось.
— Ничего плохого, наоборот. Только все не совпадает с моими планами. Но тут уж ничего не поделаешь, надо сразу выступать, или будет поздно. — Он повернулся к нарочному. — Вы сэр Ральф Причард?
— Так точно, лорд Херефорд.
— Откуда вы знаете, что я граф Херефорд?
— Я видел вас при дворе. Кто раз видел Роджера Херефорда, тот его не забудет.
Херефорд рассмеялся, но комплимент принял не моргнув глазом.
— Раз вы попали сюда, то вернетесь или останетесь у нас?
— Как прикажете, милорд.
— Прекрасно. Ступайте подыщите себе место выспаться и поесть, если желаете. На следующей неделе я буду рад каждому лишнему мечу.
Вальтер с пергаментом в руках, насупившись, слушал разговор и не мог не восхититься непринужденностью Роджера. Не дав гостю сказать пары слов и безо всякого выставив благородного курьера, он не позволил себе ни малейшей бестактности по отношению к нему и при этом не обронил даже намека на то, от кого послание и что в нем содержится. Если бы Вальтер не знал хорошо брата, он бы даже упустил значимость разговора. Поняв это, все еще обиженный Вальтер хотел, чтобы Роджер изъяснился прямее. Он швырнул пергамент брату на кровать.
— Мне что, надо отвернуться, закрыть глаза и заткнуть уши, чтобы не услышать лишнего? Ты просил меня помочь. Но если ты совсем мне не доверяешь…
Какой-то момент Херефорд казался в растерянности, но тут же принял решительный вид. Вальтер был ему, безусловно, нужен, но держать его при себе было бы бессмысленно, если все время оглядываться, чтобы ненароком не задеть его самолюбие. Это должно быть решено раз и навсегда.
— Совершенно верно, мне не хочется, чтобы ты знал, о чем это письмо и от кого оно пришло. Извини, если это тебя обижает, но есть вещи, знать которые никому, кроме меня, нельзя. Если ты служишь мне, придется с этим смириться. А теперь забудь этот вздор и разверни нашу карту. Тебе предстоит трудное дело, а я мало чем смогу помочь. Я очень надеялся на отсрочку, пока заживет плечо, но, — Херефорд вздохнул, — как всегда, времени не осталась.
— Что за дело?
Херефорд взглянул на карту, хотя это ему и не требовалось. Каждый штрих на ней он знал наизусть.
— Завтра ты должен идти на Бурфорд. Взять его надо за неделю, не более. Сколько тебе понадобится воинов и снаряжения?
— Это надо сказать сейчас? Все сразу? Я же никогда там не был.
— Ты знаешь о нем столько же, сколько и я. Ради Бога, Вальтер, займись этим делом сам. Мне хватает забот с теми, кого следует еще водить за ручку. Неужели с тобой тоже надо возиться?!
— Все, все! Понял! — обрезал его Вальтер, польщенный и готовый ринуться исполнять, хотя прекрасно понимал, что именно этого и ждал от него Роджер. — Дай мне хотя бы полчаса подумать. Вот и все!
— Хорошо. Мне надо отписать Солсбери. Он будет брать Стокбридж. Это не потребует моих войск, он возьмет замок и удержится в нем своими силами. Джон Фитц Джильберт должен взять Хангерфорд, его тоже надо слегка подталкивать. — Херефорд со стоном поднялся на ноги. — Можно подумать, что в нашей стране спать ночью запрещено законом.
Он взял перо и пергамент, но тут же их отложил. Полученное известие в самом деле было первостепенной важности. Арундел переслал ему написанное рукой Генриха и запечатанное его печатью письмо с извещением о дате своего приезда — первого мая. Херефорд, конечно, понимал, что дата может измениться, многое зависит от погоды, попутного ветра, но даже если Генрих будет запаздывать, он сам должен быть к этому дню готов. Теперь это все надо было изложить в своем послании. Хотя план действий был ему ясен, подходящих слов для его изложения не находилось. Граф Солсбери и маршал Джон были абсолютно благонадежными, оба много лет отдали на благо дела Генриха, но чем меньше людей будет знать о месте и времени высадки Генриха, тем меньше опасности, что об этом узнают те, кто этого знать не должен. Херефорд озабоченно наморщил лоб. Было бы лучше и ему самому не знать эту новость. Трудно было торопить людей и удержаться, чтобы не проговориться, зачем такая спешка нужна. Трудно также, подумал он, глядя на бутыль вина, не отметить кубком вина хорошую победу или залить им горечь поражения, боясь, что после этого развяжется язык.
