Нонни вынула из маминой шкатулки заколку с эмалью, и я начала было говорить ей, что не стоит особенно стараться, потому что я собираюсь избавиться от этих гостей как можно скорее, но она так радовалась, снова наряжая особу королевского происхождения, что я прикусила язык и стала размышлять, как вообще мне следует относиться к замужеству.
Моему браку с Кевином ничто не мешало. Конечно, он никогда не станет королем из-за своей ноги, но у других правящих королев ведь были же супруги, сами не являющиеся королями. Например, у Картимандуа, которая была королевой здесь, в Регеде, когда появились легионы. Значит, вполне возможно, что если мне сейчас удастся отвертеться от этих претендентов, то будет нужно всего лишь подождать еще пару лет, до совершеннолетия, а потом объявить, что я хочу выйти замуж за Кевина. Таким образом, я смогу остаться в Регеде, а Кевин и я до тех пор разберемся в нежных чувствах, вспыхнувших вчера ночью.
Эта мысль была такой простой и захватывающей, что ко времени встречи с гостями я была настроена весьма решительно.
Комната, в которой проводились государственные встречи, была большой и красивой, с изразцовыми полами и стенами розовой штукатурки. Подходя к двери, я услышала голоса гостей, разговаривающих с моим отцом. Эйлб, лежавший до этого у входа, положив голову на длинные, лохматые лапы, встал и подошел ко мне, пока я ждала приглашения войти.
Трос мужчин были так поглощены разговором, что я смогла незаметно рассмотреть их.
Старший был сухощав и мускулист, с понимающим взглядом, озорной улыбкой и небрежно уверенными движениями, как у человека, давно привыкшего к придворному обхождению. Похоже, что он говорил за себя и за своего товарища. Другой был высоким, как цапля, и худым — он в основном почесывал темную голову или поглаживал чехол небольшой арфы, лежащей на коленях.
Когда отец сделал мне знак присоединиться к ним, оба гостя встали. Пока я шла по комнате, волкодав трусил рядом, не отставая. Я положила руку ему на голову, и это было напоминанием себе о любви к Кевину.
— Гвиневера, это Тристан, племянник короля Марка, — объявил отец, указывая в сторону мужчины помладше. — А это Динадан, его товарищ.
Когда они поднялись, молодой гость стал виден полностью, и я поняла, почему сначала мне показалось, что он состоит только из локтей и коленей, — мужчина был очень высоким. Я поклонилась им обоим, и Тристан шагнул вперед, будто желая взять меня за руку. Но в тот момент, когда он сделал первый шаг, между нами встала собака с поднявшейся на загривке шерстью и утробно зарычала.
— Эйлб! — крикнула я, — хватит! Этот человек — друг!
Волкодав не слушался и не спускал глаз с незнакомца, навострив уши и нюхая воздух. Когда я попыталась обойти его, Эйлб двинулся следом, загораживая меня своим крупным туловищем от ощущаемой им угрозы.
— Прошу прощения, господин, — торопливо сказала я. — Не понимаю, что с ним, обычно он так себя не ведет.
Я ослепительно улыбнулась, хотя и поняла, сколь нелепо мое объяснение, но Тристан был слишком рассеян, чтобы искать в нем скрытый смысл. Бросив быстрый взгляд на Динадана, я увидела, что его забавляет происходящее, но в эту минуту Эдвен ухитрился пристегнуть поводок к ошейнику упирающейся собаки и увел ее из комнаты.
Итак, я включилась в разговор, состоящий из общих фраз и любезностей. Поначалу мне было жаль, что в нем не может принять участие кто-нибудь еще, хотя бы Кети, чтобы не мне одной приходилось заполнять паузы, но беседа продолжалась, и я поняла, что мой отец весьма ловко справляется с возникающими трудностями.
В какой-то момент гости выразили сожаление, что не познакомились со мной накануне, и только я раскрыла рот, как вмешался отец, спросив, каков в этом году урожай в стране Марка. Я быстро взглянула на него, гадая, как Бригит объяснила ему мое отсутствие. Однако этот вопрос больше не поднимался, и, к моему облегчению, мы приступили к обеду.
Столы расставили на песке на берегу лагуны, и кушанья подавались в самой роскошной посуде, которую только смогли разыскать Гледис и Бригит. На столе стояли серебряные подносы и золотые кубки, прекрасные чаши из красной самосской глины и даже кувшин для вина с эмалью, похожий на тот, которым в Карлайле восхищался Артур. Бывший когда-то богатым римским портом, Рейвенгласс сохранил накопленные богатства, и в этот день сервировка нашего стола была великолепна.
Перед нами открывалась прелестная картина — отлив оставил широкую полосу песка цвета слоновой кости, сверкавшего на фоне светло-голубой воды. Легкий ветерок смягчал жару.
Тристан возбужденно рассказывал о состязаниях по борьбе, устроенных в честь коронации, в которых он одержал победу. Из-за громкого, гулкого голоса он казался еще больше, чем на самом деле. По-моему, он был весьма надоедлив и скучен в разговоре, но умиляло его очевидное беспокойство из-за того, что он не знал, куда поставить ногу и как умерить размах своих рук, чтобы не сбросить приборы со стола. Было ясно, что он очень серьезно относился к положению посланника короля и хотел произвести на нас хорошее впечатление.
Впервые я сидела за высоким столом рядом с отцом на месте хозяйки. Он попросил меня прочитать молитву перед тем, как мы приступим к трапезе, поэтому я сотворила небольшую общую молитву, в которой поминаются все божества, чтобы никому из них не было обидно.
Было странно, что мне не нужно прислуживать за столом, и я все время пыталась найти глазами Кевина, надеясь обменяться с ним заговорщическим взглядом, но его не было.
Тристан заговорил со мной серьезно, и мне пришлось переключить внимание на нашего гостя.
— Я заметил, что вы начали трапезу с языческой молитвы, — сказал он, беря целую булку хлеба с подноса на противоположной стороне стола. — Разве Регед не христианское королевство?
— У нас есть последователи нового бога, — ответила я, — но некоторые предпочитают поклоняться Митре, или богине, или разным местным божествам. Мне нравится эта молитва, потому что она обращена помимо прочего к богу дома, а дом может быть таким, каким ты пожелаешь.
Тристан слегка нахмурился и впился зубами в горбушку булки.
— Значит, твой отец ничего не сделал, чтобы забыть старую веру? — спросил он с полным ртом.
— Конечно, нет, — сказала я, удивившись мысли, что король может настаивать, чтобы все его люди исповедовали одну религию. — Мой отец всегда считал, что каждый свободен выбирать бога или богиню по своему вкусу. Разве у короля Марка не так?
— О нет, наш король христианин, и все, кто может проследить свои родословные от знатных римских семей, тоже христиане. При дворе короля Марка никому в голову не придет исполнять обряды богини.
