Как это ни странно, Ребекка ухитрялась ежедневно навещать Робби, она болезненно скучала по сыну. Тоска висела на ней такой тяжестью, что ей едва удавалось встать по утрам с постели и доплестись до кухни. И готовя завтрак, ей приходилось останавливаться и отдыхать на полпути от плиты к кухонному столу. Поведение Джозайи выводило ее из равновесия еще сильнее. Она ничуть не удивилась бы, если бы он выказал злорадное торжество и потирал руки от радости, что наконец избавился от ребенка, чье присутствие так сильно его раздражало. Ребекка совершенно не ожидала этого почти не скрываемого горя – словно он втайне питал к Робби любовь, которую никогда и ничем не проявлял.
– Верди Катлер говорит, что ее муж в этом году засадил лишний акр тыквами, – сказала она, неохотно тыча вилкой в мятый картофель.
Джозайя сжал вилку с такой силой, что казалось, вот-вот ее согнет.
– У Катлера в помощь есть четверо крепких мальчишек. Значит, по ночам могут дежурить пятеро, чтобы не дать краснокожим обчистить поле, когда придет время собирать урожай. Нельзя сравнивать мою работу с той, что выпадает на долю Катлера, хозяйка.
– Ох, Джозайя! – вздохнула она, кладя вилку рядом с почти нетронутой едой на тарелке. Она стиснула руки на коленях, моля Бога, чтобы он дал ей силы. – Я ведь просто передала тебе интересную новость. Это ты начал сравнивать работу. Если уж на то пошло, ты только и делаешь, что сравниваешь себя с другими мужчинами – с того дня, как женился на мне. И я от этого устала.
Кажется, Джозайя выронил вилку. Ребекка услышала, как металл глухо звякнул о дубовую крышку стола, а потом что-то со звоном скатилось на пол. Она подумала, что так же происходит с ее надеждами. Несмотря на те смелые слова, которые она сказала мисс Джей, ей можно с тем же успехом признаться, что их совместная жизнь с Джозайей совершенно не удалась. Если бы ей надо было думать только о себе, она смирилась бы с тем, что сидит напротив него за столом, тщательно взвешивая каждое свое слово, молча глотая насмешки и неверные толкования, которыми он моментально встречает все, что она говорит.
Но она не одна. У нее есть Робби. Как только она вымоет посуду после ужина, она отправится к Джеффри и потребует, чтобы он вернул ей сына – и они вдвоем уедут… Конечно, она совершенно не представляла себе, куда они могут уехать, но они найдут что-нибудь. Радуясь тому, что может отвлечься от боли, комом вставшей у нее в горле, Ребекка вскочила со стула и стремительно нагнулась, чтобы поднять с пола упавший прибор.
И можно было подумать, что вилка оказалась магическим жезлом, из которого прямо ей в душу излились новые силы. Она вдруг обнаружила, что наставила зубцы на Джозайю, словно намеревалась проделать ему во лбу огромную дыру, чтобы хоть через нее вбить в него немного здравого смысла.
– Катлеры сохранили почти все свои тыквы, потому что честно договорились с индейцами, а не потому, что дежурили по ночам в поле! И нечего меня попрекать, хозяин, четырьмя сыновьями Катлеров. Запомни раз и навсегда – последний раз Непорочное Зачатие произошло почти две тысячи лет тому назад!
Джозайя резко втянул воздух и угрожающе сощурил глаза, приподнимаясь со стула.
– Хозяйка.
– И нечего звать меня «хозяйкой»! Может, мы и произнесли обеты в церкви, но мужем и женой никогда не были!
К собственному ужасу, Ребекка почувствовала, как волшебная сила начинает ее покидать, о чем свидетельствовала предательская дрожь в ее голосе. Чувствуя необходимость на что-то опереться, она протянула руки к ближайшему надежному предмету, которым оказалось плечо Джозайи. Физический контакт настолько ее изумил, что она почти мгновенно отдернула руку, а он снова плюхнулся на стул.
– Ешь картошку! – крикнула Ребекка, шваркнув вилку на стол, даже не посмотрев, не прилипла ли к ней грязь с пола.
– Ты раньше никогда до меня не дотрагивалась, хо.. Голос Джозайи казался таким же неуверенным, как ее собственный.
– Не женское это дело – первой… – Она с трудом сглотнула, испытывая настолько сильное смущение, что даже не сразу смогла договорить. – Особенно когда мужчина дает ясно понять, что он не хочет…
Она уже было подумала, что они оба больше никогда не смогут договорить до конца ни одной фразы, когда вдруг Джозайя схватился за проклятущую вилку и весь закипел от негодования.
– Как я мог к тебе прикоснуться или надеяться, что ты захочешь до меня дотронуться? – вызывающе спросил он, энергично тыча вилкой в воздух словно для того, чтобы подчеркнуть свои слова. – Ты же знаешь, что я обещал, когда мы поженились!
– Ты пообещал, что устроишь новую жизнь – для нас троих – в Канзасе.
– Я пообещал, что устрою тебе лучшую жизнь, – поправил он ее. – Я поклялся перед Господом, что, если ты станешь моей женой, я откажу себе во всем, пока не докажу, что я лучше того негодяя, который надавал тебе хитрых обещаний и оставил с ребенком, не имеющим отца!
– Ну вот, ты опять принялся за сравнения! Да ты в десять раз лучше него, ты, самоуничижающийся олух!
Они стояли друг перед другом, нос к носу, и орали во весь голос, словно две вороны, заспорившие над протухшей тушкой кролика.
– Богобоязненная жена не посмела бы укорять своего мужа…
– Олух! Олух! Олух!
Несколько дней тому назад Ребекка испугалась бы, что гнев Джозайи падет на Робби, и трусливо сжалась бы, вместо того чтобы еще сильнее раздражать своего побагровевшего мужа. Но сегодня их яростная перепалка поразительно ее ободрила, хотя последний выкрик получился у нее немного более испуганно-пронзительным, чем ей хотелось бы.
– Почему бы тебе не кричать то, что ты действительно хочешь, Ребекка, – неудачник, неудачник, неудачник!
– Джозайя, с чего это я вдруг стану называть тебя неудачником?
Ее искреннее изумление заставило Джозайю отступить на шаг. На его лице отразилось столь же глубокое изумление. Он снова тяжело опустился на стул, словно у него вдруг подкосились ноги и он испугался, что упадет.
– Если тебе хочется, хозяйка, чтобы я перечислил все мои неудачи, одну за другой, так я это сделаю. Во-первых, я вложил все свои сбережения до последнего цента в ту вегетарианскую компанию, а она лопнула, не успели мы даже одной ночи проспать в Октагон-Сити.
– Десятки людей потеряли все, когда эта компания рухнула. – Ребекка почувствовала, что ее ноги тоже ослабели, и села напротив Джозайи. – Никто не может винить тебя за то, что ты поверил, будто Октагон-Сити окажется земным раем. Не забывай – я тоже в это поверила, Джозайя.
Худое тело ее мужа пронизала такая сильная дрожь, что Ребекка почувствовала, как сотрясается стол.
– А потом у меня началась летняя болезнь, и мы не смогли уехать на север с остальными поселенцами. Иначе мы смогли бы найти себе хорошее место в Висконсине.
